экспозиция живопись
В галерее "Дом Нащокина" открылась выставка, посвященная 140-летию Валентина Серова — одного из самых прославленных русских художников рубежа XIX-XX веков. Около 60 графических и живописных работ из музейных и частных собраний, многие из которых до этого не показывались в Москве, оказались редкими, но не всегда обязательными к просмотру страницами творчества художника, считает ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Выставка "Валентин Серов. Живопись, графика. Из собраний музеев России и частных коллекций. Галерея 'Дом Нащокина' при поддержке 'Ингосстраха'". До 31 января.
Валентин Серов — один из тех классиков, чье творчество, казалось бы, не подлежит переоценке и не содержит никаких тайн. Блестящий мастер, обладающий непогрешимым чувством стиля и удивительной гибкостью, позволяющей ему без всяких творческих кризисов и внутренних конфликтов из передвижников переквалифицироваться в мирискусники и создать ряд картин, про которые в общем-то довольно сложно сказать, что они принадлежат кисти одного и того же автора. Действительно, трудно представить, что один и тот же художник написал монументально-академическую Ермолову и декадентски-изломанную Иду Рубинштейн, импрессионистски-безмятежную "Девочку с персиками" и символистское и чувственное "Похищение Европы". Юбилей — отличный повод, чтобы вновь увидеть в совокупности хрестоматийных произведений творческий путь одного из самых протеистических русских художников.
Но галерея "Дом Нащокина" вряд ли ставила перед собой искусствоведческие задачи. Экспозиция сделана в характерном для "Дома Нащокина" научно-популярном жанре, благостностью интонации напоминающем нечто среднее между ЖЗЛ и вклейкой из советского "Огонька". Вместе с картинами по стенам развешано множество распечаток текстов: биографические справки о самом художнике и о его моделях, поучительные цитаты из дневников, писем и мемуаров его родных, друзей и коллег. Знаковых шедевров вроде "Девочки с персиками" или "Европы" в экспозиции, естественно, нет. Но живописи и графики, собранной по различным российским музеям — от Третьяковки до самых до окраин — и частным собраниям (в том числе и из коллекции "Арбат Престижа"), вполне хватает, чтобы напомнить все, что положено знать о Валентине Серове.
Самым курьезным экспонатом является, пожалуй, рисунок, сделанный Серовым в десятилетнем возрасте. Изображено бракосочетание Марии и Иосифа. Конечно, носатый старец Иосиф и по-детски миловидная Мария неожиданно напоминают "Неравный брак" Пукирева, но мастерство не по годам умелого юного художника все равно бросается в глаза. Большую часть экспозиции, разумеется, занимают портреты. Здесь есть дети и старцы, лощеные светские дамы и чуть застенчивые девочки-подростки, актрисы и академики, художники и юристы, родители художника и обнаженные натурщицы, но, пожалуй что, нет никого, кто, подобно Марии Ермоловой или Иде Рубинштейн, Максиму Горькому или Федору Шаляпину, смог бы вдохновить художника не просто на добротную живопись, но на неожиданные стилистические решения. В результате вся эта портретная галерея выглядит несколько монотонно. Из общего ряда людей, чьи лица выражают в общем одну и ту же эмоцию — подобающее герою салонного портрета ощущение умиротворенного довольства самим собою, выбивается разве что одна из обнаженных натурщиц с заносчиво-ярким ртом женщины-вамп, контрастирующим с черно-белым рисунком. Куда более разнообразными оказались немногочисленные пейзажи: тут и патриархально-реалистические среднерусские ландшафты, и импрессионистские "Лодки", чьи очертания еле проступают в синих сумерках, и исполненная экспрессионистского напряжения зарисовка петербургской улицы 1905 года, сама пустынность которой выглядит зловеще, если вспомнить, что нарисована она вскоре после Кровавого воскресенья.
Но несмотря на присутствие редких и ранее не показывавшихся в Москве работ мастера, узнать о Валентине Серове что-то новое на выставке невозможно — напротив, весьма интересный художник кажется здесь этаким среднестатистическим представителем русского искусства прошлого рубежа веков. Впрочем, организаторы выставки явно полагают, что величие Серова — вещь неоспоримая, и их цель вовсе не осмысление или, не дай бог, переоценка наследия мастера, а всего лишь юбилейное торжество.