Фестиваль "Сезон Станиславского" завершается, наверное, самой ожидаемой премьерой сезона — новым спектаклем Эймунтаса Някрошюса "Песнь песней". Своеобразный эскиз еще не законченной работы знаменитый литовский режиссер впервые показал в этом году в Петербурге на фестивале "Балтийский дом". В Москве, на сцене Международного дома музыки, будет показана полная версия спектакля. Постановка самой человечной и пронзительной главы Ветхого Завета, любовной песни царя Соломона, воспылавшего страстью к юной Суламифи, у Някрошюса продолжает череду поэтических спектаклей. По способу построения "Песнь песней" напоминает две предыдущие работы мастера — "Радости весны" и "Блага осени". Как и в этих постановках по поэме литовского классика Донелайтиса "Времена года", в "Песне песней" звучит минимум текста. Вместо чтения библейских стихов со сцены Эймунтас Някрошюс пытается воссоздать на подмостках тот пламенный мир чувств, страстей и желаний, в котором рождались слова этой любовной поэмы. Пользуясь своими любимыми простыми средствами — досками, железками, веревками, бумагой, мешковиной и другим бросовым материалом,— он создает на сцене физически осязаемую атмосферу сельского хутора, где царем Соломоном становится простоватый деревенский парень, а Суламифью — девушка-чужачка, прибывшая в его село откуда-то издалека. Но, опущенная с мифологических высот на грубую землю, эта история нисколько не теряет в поэтичности. Вот девушка, пробегая мимо своего возлюбленного, на лету легко касается его губами, а он жадно и страстно целует следы ее босых ног. Вот проволочный паучок ловит любовников в сети, вот деревянный буравчик сверлит грудь. Вот крестьяне сажают чужачку в ящик и закидывают камнями. Но описывать спектакли Някрошюса словами — то же самое, что пересказывать музыку.
Венгерская "Чайка" в Центре Мейерхольда
Венгерский авангардный театр в последние годы развивается очень плодотворно. Арпад Шиллинг - самый известный из нового поколения режиссеров Венгрии. "Чайка", которую он поставил в руководимом им театре "Кретакор" и которая всего один раз будет показана в Москве,— образец сценического минимализма. Ни усадьбы, ни колдовского озера. Вместо декораций — стол да три колченогих стула. Тут граница между сценой и зрительным залом размыта, а артисты в современных и совсем не театральных костюмах почти не отличимы от нас с вами. Этот нешумный отказ от театральности сам по себе становится новой театральной формой, которую прежде радикальный и брутальный Шиллинг нашел неожиданно, но которой овладел мастерски. Словом, отсутствие бутафории и гардероба — не гастрольная уловка. Просто режиссер уверен, что Чехов настолько современен сам по себе, что актерам не требуется никаких дополнительных приспособлений, чтобы обнаружить в себе черты героев великого русского драматурга. Молодой венгр доверяет Чехову гораздо больше, чем практически все современные русские режиссеры. И эта умная доверчивость позволяет ему открыть в хрестоматийных персонажах и ситуациях много неожиданного, смешного и пронзительного. Неудивительно, что "Чайка" Шиллинга объездила уже всю Европу.