«Какая-то шумная форма жизнеутверждающего аполитизма»

Дэвид Макфадьен о перспективах русской музыки за рубежом

Профессор факультета славянских языков и культур Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA) Дэвид Макфадьен давно изучает популярную музыку постсоветского пространства. Он автор больших исследований о музыке, кино и массмедиа Восточной Европы, создатель сайта Far from Moscow (FFM), аккумулирующего информацию о музыке бывшего СССР, и организатор одноименного фестиваля в Калифорнии. Фактически этот житель Лос-Анджелеса — один из лучших в мире исследователей нашей культуры. Борис Барабанов расспросил Дэвида Макфадьена о том, как меняется интерес к ней на фоне геополитических катаклизмов последнего времени и каковы перспективы русской музыки в мире.

Дэвид Макфадьен

Дэвид Макфадьен

Фото: из личного архива Дэвида Макфадьена

Дэвид Макфадьен

Фото: из личного архива Дэвида Макфадьена

— Существует ли по-прежнему в UCLA кафедрa славянских языков и литературы? Вы там по-прежнему преподаете?

— Факультет славянских языков и культур — гордость UCLA. Моя специальность — русская поэзия и литература XX века, но к темам моих лекций со временем добавились кино, популярная музыка, медиаисследования. Я только что закончил большой труд под названием «Ничего особенного. Относительные процессы истины в советской литературе» («Nothing in Particular. Relative Truth-Processes in Soviet Literature»). И заканчиваю такое же толстое и нудное исследование российской популярной музыки с 1991 года. Оно охватывает все, от детского музыкального телевидения на закате СССР до самых ужасных нойзовых записей, которые только можно себе представить, доносящихся из темных и пыльных уголков страны. Я профессор UCLA, но в параллельной жизни мечтал бы, наверное, работать в архивах фирмы «Мелодия» или вести онлайн-курс для молодых музыкантов.

— Есть ли у студентов сейчас интерес к российской музыке, культуре?

— Западный Голливуд остается второй крупнейшей русской диаспорой в США после Брайтон-Бич, поэтому здесь всегда есть и будет значительный интерес со стороны так называемых heritage speakers, студентов, которые дома говорят по-русски, а получили образование почти исключительно на английском языке. Русский язык здесь лингва-франка для людей со всего бывшего СССР. Многие из наших студентов—носителей русского языка на самом деле наполовину армяне или наполовину украинцы. (И да, текущие события уже вызвали особенно гневные разногласия среди профессоров. Я не ожидаю, что ситуация улучшится в ближайшее время.) У нас, может быть, больше студентов, связанных с Россией, чем во многих других американских университетах. Но это часто эмигрантская культура, наследие родителей. О советских фильмах 1970–1980-х годов типичный студент вполне может знать намного больше, чем о нынешних российских блокбастерах. Я не припомню, чтобы двуязычный студент когда-либо говорил мне, что ему нравится какая-то российская хипстерская группа. Они будут хорошо знать, скажем, Apple Music Top Russian 100, но ничего — о субкультурах. Молодежь может слушать, например, Моргенштерна или Инстасамку, а родители могут даже ненавидеть этих двух исполнителей, но они оба являются частью вездесущего мейнстрима, возможно, не меньше, чем советские артисты несколько десятилетий назад. Народ слушает то, что легко найти.

— Когда-то вы запустили сайт Far from Moscow, и в вашей коллекции было, кажется, три миллиона песен. Мало что можно сравнить с этим по исследовательской глубине даже в России. Этот сайт обновляется или заморожен?

— Я не уверен, что это та форма, которая соответствует запросам сегодняшнего информационного общества. На сайте было собрано несколько тысяч обзорных статей, но я начал задаваться вопросом, кому на самом деле нужна вся эта информация. Последние несколько лет я обучался технологии блокчейна, так как страстно верю, что технологическая децентрализация станет будущим музыкальной индустрии. Особенно в России, где все пагубно централизовано. Поэтому я давно разобрал сайт, чтобы переучиться. Возможно, имело бы смысл создать новый, родственный FFM, журналистский проект. Однако у меня сохранился очень большой архив. Конечно, что-то я удаляю, и все равно сейчас там около двух миллионов записей. Я передаю их в дар Wende Museum в Лос-Анджелесе и в настоящее время вбиваю в файлы как можно больше метаданных, чтобы они стали доступны для поиска в будущем. Моя коллекция восходит к дореволюционным материалам, а если у кого-то есть настоящая страсть именно к старинным композициям, я определенно рекомендую сайт russian-records.com в США, который управляется Юрием Берниковым. Это уникальная оцифровка бесчисленных дореволюционных записей с большим количеством полезной каталожной информации. Wende Museum посвящен истории Восточной Европы, это действительно классное пространство. Недавно я помог этому музею собрать музыку для выставок, посвященных советским хиппи, восточноевропейскому панку и русской еврейской культуре XX века. У меня есть много музыки, которую уже не найти на просторах рунета, поэтому лучший вариант сохранить ее для других поколений — это передать в солидное учреждение.

— В 2017 году вы запустили в Калифорнии фестиваль Far from Moscow. Вы довольны тем, как он развивался?

— Фестиваль прошел очень хорошо, у нас сложился отличный альянс с Ильей Лагутенко, который по странному географическому совпадению живет всего в паре миль от кампуса UCLA. В рамках фестиваля мы думали не только о музыке, но и о еде, о кино и других темах. Но прежде всего мы думали о том, как придумать «бренд» русской культуры так, чтобы средний житель Лос-Анджелеса захотел присоединиться к ней? Разумеется, репутация и привлекательность любой нации со временем меняются, так же как политические моды приходят и уходят. В настоящий момент очень сложно поставить такой живой русский проект. Чтобы искать и убедить спонсоров сегодня, нужно будет не согласиться с государственной политикой России.

Часто говорят, что плохие времена создают хорошую музыку, и это верно даже сегодня. Но именно то, откуда и при поддержке кого берется эта музыка, определяет ее привлекательность сегодня в Калифорнии и вообще в США. Другими словами, если вы пользуетесь государственной поддержкой и спонсорством, вас в этой стране сейчас никто не забукирует. Однако, если вы придерживаетесь более «противоречивого» мировоззрения, вероятность интереса за границей значительно выше. А вообще я считаю, что любой славянский фестиваль должен был бы принимать и рекламировать не официальную, а субкультуру. В нынешних условиях было бы гораздо проще собрать средства на что-то «вопреки». На мероприятие андерграундных голосов. Возможно, даже для российских, украинских и белорусских исполнителей вместе взятых, и все в сознательном уходе от текущей политики. Какая-то шумная форма жизнеутверждающего аполитизма.

— Насколько сейчас вы остаетесь в курсе дел на российской музыкальной сцене? Скажем, в период пандемии вы следили за ней?

— Если бы я этого не делал, картина мира бы быстро устарела. Во время пандемии мне нравилось смотреть онлайн-трансляции. С учетом разницы во времени ночные стримы из Санкт-Петербурга приходились на полдень в Лос-Анджелесе. Полный декаданс: клубная культура в полдень. Я был избалован доступом к многочисленным «домашним» шоу, таким как стримы из Washing Machine, небольшого магазина в Северной столице, где выступают местные и зарубежные диджеи. Это крошечный магазин, но получивший международный охват, благодаря — по печальной логике — пандемии. У меня всегда был большой интерес к нойзу и более авангардным тенденциям. Мне всегда нравились Telegram-каналы «Железобетон» (Санкт-Петербург) и Ain`t Your Pleasure (Москва). На протяжении многих лет владелец «Железобетона» Артем Остапчук — мой главный «дилер» по редким физическим и самодельным записям. И конечно же, давние и уважаемые подкасты Никиты Забелина «Резонанс» — прекрасный дайджест новых имен и направлений.

— Мейджор-лейблы в марте 2022 года фактически ушли из России. Зарубежные цифровые платформы блокируются. Тем не менее многие российские музыканты хотели бы, чтобы их каталоги были доступны за пределами страны, хотели бы зарабатывать. Какие сейчас для этого есть возможности?

— В сентябре прошлого года московский филиал Warner Music в лице Александра Блинова сообщил миру, что Россия является самым быстрорастущим музыкальным рынком в Европе. На этой неделе заголовок Billboard звучит так: «Российская музыкальная индустрия рушится». Доход маленьких лейблов и нишевых артистов упал с чего-то совсем скромного до нуля. Самым простым краткосрочным решением было бы переоформить управление аккаунтом артиста на друга на Западе, который, в свою очередь, мог бы собрать средства и использовать такую услугу, как переводы peer-to-peer на Binance.

— Можете ли вы сейчас оценить, насколько cancel culture ударит по российской музыке, представленной за рубежом, в частности в США?

— Давайте объясню в более масштабном ключе. Cancel culture на Западе обычно — проблема либеральной политики. Это извращенная трансформация якобы «инклюзивного» мировоззрения в оправдание цензуры. Это предполагаемая политика «принятия и сочувствия», которая на самом деле требует полного контроля над тем, что принято. Культура отмены даже облегчает консервативным голосам отмену явлений, которые им не нравятся. Эти либеральные дилеммы не совсем понятны или не переводятся в российском контексте. Американский либеральный элитаризм — продукт высшего образования, университетов и предпочитаемого ими мировоззрения. На Западе существует непосредственная связь между высшим образованием и управлением телевидением, радио, рекламой и даже до определенной степени интернетом. Государство не является значительной частью такого медиауравнения, как в России. Следовательно, в то время как российское телевидение, например, отражает консерватизм правительства, западное телевидение отражает значительно более либеральные взгляды сотрудников с университетским образованием. Обе системы способны «отменить» кого или что захотят, но политические причины для этого диаметрально противоположны.

— Продолжаете ли вы сейчас общаться с российскими музыкантами, многие из которых стали вашими друзьями?

— Вместе с Ильей Лагутенко я руковожу некоммерческой организацией Pacific Sound and Vision, и в прошлом году мне удалось получить грант на финансирование серии годичных буткемпов для российских музыкантов, чтобы познакомить их с различными сторонами здешней индустрии. Темы буткемпа варьировались от того, как написать стопудовый хит (с экспертами из Южной Калифорнии), до новейших технологий, менеджмента, маркетинга и так далее. Именно здесь, среди новых, почти любительских ансамблей, на помощь приходит блокчейн. Я вижу большой потенциал для российской музыкальной индустрии в децентрализации, особенно в таких загадочных структурах, как децентрализованные автономные организации. Используя технологию Web 3.0 (блокчейн и так далее), они не нуждаются в какой-либо крупной корпорации, никто не берет комиссию «наверху» или в центре иерархической структуры. И все это приводит нас в мир NFT.

— Ряд российских музыкантов оказались сейчас за пределами России. Они хотели бы зарабатывать музыкой, это их профессия. Но возможно ли это сейчас? Можно ли себе представить тур какой-нибудь российской группы по США?

— Мы недавно говорили об этом с Сергеем Ледовским, в прошлом — барабанщиком группы NRKTK. Сейчас он живет недалеко от Сан-Франциско. Он считает, что хоть какие-то деньги тут зарабатывают только кавер-группы. Или надо попасть в группу с оригинальным материалом, которая вдруг станет популярной (или уже знаменита, а это из области чудес). В 90% случаев музыка, если ты эмигрант в Калифорнии, это приятное приложение к тяжелому труду на двух работах (если ты не айтишник). Другой выход — пробовать себя как сонграйтер или продюсер, делать коллабы, побольше треков. После тяжелого рабочего дня на двух работах! Самое главное — не потерять желание и силы делать продакшн. Эти две вещи после нескольких лет неудач испаряются. Все то же самое, что и на родине, только все тяжелее, и надо начинать сначала. Воспоминания русских в Париже, Берлине и Нью-Йорке начала ХХ века особо не отличаются от сегодняшнего дня. Основной вопрос, который должен задать себе каждый исполнитель: «Какой у меня бренд?» Второй вопрос должен звучать так: «Поймут ли люди то, что я делаю?» Так что давайте сразу забудем про экспорт кальянного рэпа. Пока текущая ситуация не разрешится сама собой (я молюсь, чтобы это произошло быстро), я бы всем посоветовал создать чертовски хороший пресс-кит на безупречном английском и использовать его, чтобы спамить организаторов подходящих по стилю фестивалей. Найдите себе графического дизайнера. Объясните четко свое отношение к событиям на Украине, потому что вы будете, как ни печально, бороться со всевозможными предположениями, стереотипами и штампами. Независимо от текущей ситуации, вы можете заявить о себе как о представителе будущего, а не сложного настоящего. Будущее рано или поздно наступит.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...