В прокат выходит новый фильм Мишеля Франко, автора, запомнившегося нам по кровожадной антиутопии «Новый порядок». В «Закате» речь о личном несчастье, об индивидуальном кризисе веры, в котором общество совсем невиновато. У Франко как будто есть свой ответ по поводу главной, если верить Камю, философской проблемы — проблемы самоубийства.
Фото: Common Ground Pictures; Capella Film
Фото: Common Ground Pictures; Capella Film
Предыдущий фильм Мишеля Франко «Новый порядок» шокировал жюри Венецианского кинофестиваля и большую часть прессы в 2020-м — казалось, пандемия ковида повлечет за собой тектонические социальные сдвиги, что непременно увенчается страшными кровопролитиями, столь убедительно и вместе с тем безнадежно поданными режиссером в этой жестокой картине. Тем не менее ковид закончился, а пророчество Франко не сбылось. Макабра в современности с начала года хоть отбавляй, но нынешние трагические события и близко не несут того идеологического заряда, о котором размышлял в «Новом порядке» Франко. И сегодня особенно понятно, что мексиканский режиссер все же скорее вуайерист, нежели провидец. Народный бунт, как водится, организованный кучкой провокаторов из спецслужб, и вправду в «Новом порядке» бессмысленный — из трех цветов, чаще всего украшающих стяги демократических государств, Франко выбирает красный, просто потому что смерть — это очень красиво.
Фото: Common Ground Pictures; Capella Film
Фото: Common Ground Pictures; Capella Film
Фото: Common Ground Pictures; Capella Film
Фото: Common Ground Pictures; Capella Film
Фото: Common Ground Pictures; Capella Film
В «Закате», год спустя также презентованном в Венеции, как можно понять из названия, ничего хорошего зрителя опять не ждет. Однако здесь Франко откладывает амбиции философа-санкюлота в дальний ящик и развенчивает буржуазный raison d’etre малыми экзистенциальными средствами. «Закат» — камерная история угасания живого организма, приводящая к вымиранию почти целого вида. События встречают нас на элитном мексиканском курорте: шикарный отель с панорамным видом, открывающимся из многокомнатного сьюта, где-то у подножья холмов плещет мудрый и бессердечный океан, а с дорогостоящей террасы за его волнами наблюдает интернациональная семья, как будто не догадываясь, что океан не убаюкивает их, а шепчет смертный приговор. Чем-то эта благостная диспозиция — эдема накануне апокалипсиса — напоминает «Забавные игры» Ханеке. Дурачатся дети-подростки, украдкой наливая в свои безалкогольные коктейли добрую порцию мескаля, нежится в лучах солнца мать, попыхивает сигарой благодушный отец (впоследствии мы узнаем, что дядя) — счастья так много, что ему счет не ведут. Только внезапное несчастье поможет подбить смету, подсчитать убытки.
Тим Рот у Франко предсказуемо царит на экране, он и загадка, и худшее из клише. Куда сбегают от злых мыслей и еще более злых снов о прошлом — в объятья другой женщины и на край ночи, там в меню только безвкусное мексиканское пиво, беззвучные тарифицированные ласки, безликие интерьеры дешевых мотелей, вместо работы — созерцание, вместо саундтрека — гудки в телефоне и полицейские сирены. Чтобы пропасть без вести, герой Рота для начала потеряет паспорт: есть ли нужда в документах, если смысл жизни давно утрачен? Семья улетит в далекий Париж без него, а потом и Париж потеряется в пивном тумане. Нет никакого Парижа, никакой цивилизации, никаких обязательств. Только прилив и отлив, только время, которое не жалеет ни фамилий, ни имен.
Шарлотта Генсбур здесь хороша в роли самой себя — в первую очередь идеальной француженки из англосаксонского фильма, во вторую — как отблеск легенды и реквием по мечте. В ней чувствуется спесь Европы, что кичится своим просветительским проектом столько веков, по-прежнему не подозревая даже, как бессильно просвещение, как немощно искусство в схватке с насилием, не об этом ли любой фильм Ханеке, в заведомо проигранное состязание с которым вступает тут Франко.
Австрийский режиссер, играючи подмявший под себя франкофонную культуру, всегда предельно учтив и чуток с героями своих философских теорий. Он позволяет им капризы и неточности вопреки драматургической линии, чтобы траектория судьбы все же не походила на линии контурной карты: фигуранты тоже люди, и у них неизмеримо больше прав, чем у фигур речи. Франко копирует метод, упуская суть. В «Закате» конец света описан всеми подручными способами, но не пережит, конца света так и не случилось. Возможно, это тоже прием, возможно, Франко намекает, что мир не кончится никогда, ничто над миром не властно — ни гении, ни злодейство. Мы помним из своих же неутешительных и многолетних споров, что темнее всего перед рассветом. А значит, и с отчаянием, и с самоубийством тоже стоит повременить, ведь закат — это всего лишь начало новой жизни.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram