Своенравия достойные плоды

Ровно полтора века назад, 31 марта 1872 года, в деревне Селищи Новгородской губернии в семье офицера и потомственного дворянина родился Сергей Павлович Дягилев, которому суждено было стать главным культуртрегером и реформатором европейского искусства первой трети ХХ века, открыть новые формы существования разных видов творчества и дать сильнейший импульс развитию мирового балета. Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Фигуры, равной Дягилеву, история искусства не знала ни до, ни после его рождения. Трудно назвать имя мировой знаменитости, непричастной к его многогранной кипучей деятельности. Художники российские (Бенуа, Бакст, Рерих, Серов, Коровин, Головин, Гончарова, Ларионов, Судейкин и много кто еще) и европейские (Пикассо, Дерен, Матисс, Лорансен, Брак, Грис, Серт, Утрилло, де Кирико, Эрнст, Кокто…). Композиторы — Римский-Корсаков, Стравинский, Прокофьев, Равель, Дебюсси, Рихард Штраус, Пуленк, Сати, Орик, Мийо etc. Хореографы — сплошь первые имена ХХ века: Фокин, Нижинский, Нижинская, Мясин, Баланчин, начинающий Лифарь. Банкиры и чиновники, великие князья и императоры, законодатели и создатели мод, балетные и оперные звезды, а также бесчисленное множество безымянных тружеников самозабвенно включались в его грандиозные авантюры, которые обернулись великими реформами, перевернувшими культурную жизнь Европы.

Он обладал редкостным даром предчувствовать, открывать и объединять таланты, находя их повсюду, во всех сферах жизни (даже слуга его Василий Зуйков был образцовым холуем — хитрым, нагловатым и преданным хозяину до последнего вздоха). И — что еще важнее — Дягилев знал, как надо реализовать открытое им дарование, еще до того, как сам его обладатель понимал, чего от него хочет этот самоуверенный вальяжный барин с седой «шиншилловой» прядью в набриолиненной шевелюре. Преследуя великие цели, он не смущался ни средствами, ни способами их достижения: льстил и безудержно врал, раздавал невыполнимые обещания и влезал в безнадежные долги, входил в союз с врагами и предавал друзей. Вполне отдавая себе отчет в собственном вероломстве, сам себя он характеризовал так: «У меня есть известная душевная наглость и привычка плевать в глаза, это не всегда легко, но почти всегда полезно».

Дягилев безжалостно эксплуатировал всех, с кем имел дело: от композиторов до костюмеров, заставляя их работать без сна и отдыха. Но умел так заворожить людей, что, трудясь круглосуточно, они были счастливы: к каждому, с кем работал, Дягилев относился так, будто решительно все в тот момент зависело от этого человека. И каждый, плененный его харизмой, испытывал невероятный подъем — как правило, период работы с Дягилевым оказывался самым плодотворным и важным в его жизни.

Он был успешен во всем, за что ни брался, и мог в одиночку свернуть горы. Так, еще в XIX веке он привез из Стокгольма в Петербург скандинавскую живопись, показав соотечественникам-современникам искусство Северной Европы и заставив их осознать свое положение «северной страны»; ежегодно представлял выставки российской современной живописи; издавал журнал «Мир искусства» — аванпост отечественного модернизма. Уже в ХХ столетии лично объехал сотни дворянских усадеб и организовал в Таврическом дворце выставку русских портретов двух веков (1705–1905) — более 6 тыс. экспонатов, открыв России ее собственное художественное наследие — в частности, Рокотова, Боровиковского, Венецианова. Вслед за Петром I (по семейной легенде, причастным к генеалогическому древу Дягилевых) Дягилев принялся рубить окно в Европу, организуя одно большое событие за другим в Париже: 1906 год — выставка русского искусства (иконы, живопись и скульптура), 1907-й — «Русские исторические концерты» (симфоническая музыка и отрывки из опер), 1908-й — русская опера во всем своем великолепии, с Шаляпиным в роли Бориса Годунова. Наконец, 1909-й положил начало 20-летнему триумфу главной в истории балета мировой антрепризы «Русские сезоны», никогда не выступавшей на исторической родине.

Меж тем сам Дягилев на заре карьеры не желал такой судьбы. Он мечтал о благородной государственной службе по художественной части и успешно подвизался в штате Дирекции императорских театров: издавал ее роскошный «Ежегодник», превратив рутинную производственную статистику в арт-объект, участвовал в постановке балета «Сильвия». Но лидер по призванию — креативный, независимый и своенравный — не смог стать винтиком государственного механизма. Ссора с директором императорских театров Сергеем Волконским оказалась роковой: Сергея Дягилева уволили «по третьему пункту», то есть без права поступления на государственную службу,— так выгоняли проворовавшихся шельмецов. Есть свидетельство, что Николай II, узнав об этом, воскликнул: «Какие глупые законы!» Но было поздно: будущий величайший импресарио всех времен и народов оказался сжеван бюрократической машиной российского государства и помимо своей воли вытолкнут на мировой простор. На благо миру и самому Дягилеву: едва ли в России — что императорской, что коммунистической — ему удалось бы осуществить десятую долю своих проектов.