|
Бременское бремя |
 |
| Фото: GAMMA |
Германия, пожалуй, самая благоприятная страна для уличных музыкантов из России. Во-первых, территориально она ближе всех других западноевропейских государств, а это значит, что добираться до нее быстрее и дешевле. Во-вторых, немецкую туристическую визу, по которой чаще всего музыканты туда и попадают, получить намного проще, чем куда-либо еще в Европу. В-третьих, местная полиция лояльно относится к проявлению музыкального таланта на публике в отличие, скажем, от Франции или Швейцарии, где музицировать на улицах вообще запрещено. Кроме того, стоимость жизни в Германии несколько ниже по сравнению с ее столь же развитыми соседями, а туристов — основных потребителей уличной музыки — всегда много. Ну и, наконец, немаловажно традиционно дружелюбное отношение немцев к русским, да и самих иммигрантов из России в Германии больше, чем где-либо в Европе.
Дрезден: "Если будешь букой, ничего не получится"
В Дрездене уличных музыкантов из России, да и вообще из бывшего Союза, огромное количество. Дело тут не в туристах (которых везде много) и даже не в Дрезденской галерее, а всего-навсего в географии. Это ближайший к восточной границе крупный немецкий город. "Доехать проще, вот и все",— объясняют Владимир и Михаил, которые добрались сюда на своей машине и теперь играют на пару на берегу Эльбы. Инструменты — гобой и виолончель, репертуар — классика от Баха до Бизе, эффект — убедительный. Мишу с Володей не заметить сложно — вокруг них полукругом скапливаются зрители-слушатели, почти полностью перекрывая центральную арку — проход от рыночной площади к набережной.
"Главное — удачно выбрать место,— говорит Михаил, указывая смычком на каменный свод арки.— Мало того, что это исторический центр города, а следовательно место скопления туристов, здесь еще и акустика великолепная. Если бы мы играли в ста метрах отсюда (взмах смычка в сторону католического храма), нас, может быть, было бы лучше видно, но зато почти не слышно". В связи с тем, что желающих зарабатывать своим музыкальным талантом больше, чем стратегически удачных мест, неизбежна конкуренция. Здесь возможны два решения: либо занять "точку" рано утром и буквально не двигаться с места весь день, либо полюбовно договориться с коллегами-конкурентами и установить график. "Первый вариант для нас диковат,— смеется Владимир.— Мы ведь тут не один день играем, все же друг друга знают и 'свои' часы строго соблюдают. Зарабатываешь сам — дай заработать другим, а если будешь букой, ничего не получится. Наш дуэт можно услышать ежедневно с 10 до 12, а потом с 5 до 7 вечера. Рано утром стоит Колян на саксе, с полудня — струнники из Нижнего, а поздно вечером — грузин Леша с губной гармошкой. Вот такое расписание".
Кроме того, конкуренты конкурентам рознь. "Баян, домра, балалайка — это все не страшно,— говорит Михаил.— Даже если кто-то вздумает встать рядом, их просто не будет слышно — инструменты, понимаете, не те!" Кроме распределения по часам существует и вполне устоявшийся график по месяцам. Михаил и Владимир приезжают два-три раза в год на месяц, причем зима для них не сезон: инструменты деревянные и от мороза, даже легкого, портятся. "Вот у нас есть знакомые 'медники', тоже москвичи, два тромбона и две трубы,— им никакой холод не страшен,— рассказывают музыканты.— Приезжают каждый год в декабре под Рождество, а это золотое время для заработков — и за месяц имеют больше, чем мы за три". Поначалу только так, ограничиваясь сравнениями, музыканты и говорят о своих доходах...
Кроме живого звука предлагаются и материальные носители музыки, то есть диски. В футляре из-под виолончели, открытом для мелочи, в ряд выставлены диски — €15 штука. В хорошие дни, по словам музыкантов, уходит по 10-15 дисков, а в среднем — по 5-7 в день. "Тут к нам неделю назад подошел один русский — говорит, чуваки, продайте диск за десятку, все равно они вам в два раза дешевле обходятся. Мы, конечно, продали — чего не сделаешь ради соотечественника! К тому же обходятся они нам не в два, а в двадцать раз дешевле — примерно 50 центов штука". И понятно — обыкновенные болванки с обложкой, напечатанной дома на цветном принтере.
Типичная картина: Владимир достает камертон ("консерваторская привычка!"), Михаил настраивает виолончель, пара пробных пассажей, прохожие оглядываются... Владимир открывает футляр, расставляет диски, кидает немного мелочи ("там не должно быть пусто по определению"), и дуэт начинает выступление. Сначала люди проходят мимо, некоторые бросают мелочь, не останавливаясь, но видно, что музыка всем нравится. Вот подходит большая группа туристов, все дружно притормаживают, на лицах радость узнавания — "Турецкий марш" Моцарта. Столпотворение воодушевляет музыкантов ("если встали одни, значит, все начнут останавливаться, а постояв немного, люди уже не могут не дать денег"), один классик сменяет другого без остановки, скопление туристов уже больше напоминает зрительный зал. Так продолжается около получаса, потом Владимир говорит толпе сначала на ломаном немецком, а затем на русском: "Спасибо, господа, а теперь перерыв!" Аплодисменты, звон монет, слова благодарности на десятке языков мира, шесть проданных дисков. "Слушай, такая толпа — нельзя останавливаться",— шепчет Михаил напарнику. "Ему легко говорить — сидит себе, пиликает, а у меня уже губы болят",— улыбаясь, говорит Владимир.
Перерыв обычно длится минут десять — надо отдохнуть, выставить очередную порцию дисков и посчитать заработок. "€47, неплохо. А вот это называется 'сичка',— Михаил показывает горсть мелочи.— Хотя все равно деньги, ничего не поделаешь". "Сичку" принимают в европейских магазинах вполне охотно. По словам музыкантов, которые уже изучили вопрос, кассиры обязаны принимать до €20 мелочью любого достоинства. А остальное потом приходится менять в банке — "не везти же домой ведрами монеты по €1-2!"
"Ну и сколько вы заработали за месяц?" — спрашиваю я музыкантов в их последний день в Дрездене. "По две с половиной тысячи на брата чистыми",— улыбается Михаил. Владимир не улыбается — говорит, что бывало и больше.
Гамбург: "Жалость и сочувствие раскрывают кошельки"
Музыка в Гамбурге слышна повсюду, но основных мест ее сосредоточения два: на набережной возле порта и на главной пешеходно-торговой улице Менкебергштрассе. На первый взгляд кажется, что русских среди музыкантов практически нет — сплошь немецкие шарманщики, костюмированные индейцы (говорят, на них сегодня особый спрос), местный панк-рок и негритянский джаз. Но внезапно этот музыкальный калейдоскоп покрывает громоподобный звук — не иначе как выездная сессия духового оркестра. Почти так оно и есть — ансамбль "Кронверк" из Петербурга находится на "неофициальных гастролях", как выражается тромбонист Александр.
Вольно или невольно ансамбль привлекает всеобщее внимание — вариации на тему "Summertime" слышны даже в примерочных близлежащих магазинов. Здесь все как на концерте — рядом с футляром из-под трубы — большой картонный лист с надписью "Кронверк — Санкт-Петербург", Александр по очереди представляет музыкантов, а перед каждым номером хорошо поставленным голосом объявляет автора композиции и ее название. "Я специально часто говорю по-русски,— объясняет Александр,— и туристы, и немцы проникаются жалостью к профессионалам, ведь мы все — выпускники Петербургской консерватории, а жалость и сочувствие открывают кошельки". В момент разлетаются диски, на этот раз по €20 за штуку, а футляр из-под трубы наполняется деньгами, в том числе и бумажными.
Однако шоу длится от силы минут 40. "У того, что нас так видно и слышно, есть и обратная сторона,— озабоченно говорит Александр, упаковывая свой тромбон в футляр.— И эта обратная сторона называется полиция. Вот-вот нагрянут, потребуют разрешение, придется платить штраф €50, а это половина того, что мы только что заработали". На самом деле разрешение, которого нет у "Кронверка", получить совсем несложно — достаточно раз в неделю отстоять в очереди и заплатить порядка €6-8. Без такой бумаги официально можно играть не более получаса на одном месте. Но обычно немецкая полиция смотрит на мелкие нарушения сквозь пальцы — ведь уличные музыканты развлекают туристов, создают приятную атмосферу. "К нам это не относится,— говорит Александр.— Мы по их меркам уже не уличные, а профессиональные музыканты. К тому же продавать диски строго запрещено, приходится говорить, что мы их не продаем, а дарим на память. Конечно, они знают, что это не так, но иногда просто закрывают глаза на это". Вот такая беспокойная жизнь: каждый час — на новое место, все время оглядываясь по сторонам.
"Кронверк" не ограничивается одним городом — за полтора месяца ансамбль побывал в Берлине, Ганновере, Дюссельдорфе, Франкфурте, Штутгарте и Мюнхене. "За два месяца таких разъездов и передвижений мы зарабатываем больше, чем за оставшиеся десять месяцев года в консерватории в Питере",— говорит Александр. Это около €15 тыс. на пятерых за два месяца каждодневной многочасовой игры. "Имейте в виду, что это намного больше, чем нам заплатили бы на официальных гастролях — там такса €23-25 в сутки, причем без питания".
В отличие от оптимистичных дрезденских музыкантов Александр с коллегами выглядят грустными и озабоченными и периодически повторяют, какая это нелегкая работа — играть на улице. "Наше место в красивом зале с колоннами, а не среди жующих хот-доги зевак. Стыдно!" — вздыхает один из участников ансамбля, не пожелавший представиться. "Ничего не стыдно, пойдемте, ребята",— говорит Александр, и "Кронверк", нагруженный массивными футлярами, спешно удаляется и вскоре теряется в праздной толпе туристов.
Берлин: "Это скорее хобби"
Иван, с которым мы познакомились в Берлине,— персонаж, для нашего повествования нехарактерный. Прежде всего это касается репертуара и отношения к самому уличному музыкальному ремеслу.
Иван в Берлине уже полгода и пробудет еще столько же: "Вообще-то я учусь в МГУ на философском факультете, а в Берлине буду учиться год — выиграл стипендию". Немецкие студенческие будни показались молодому философу необременительными, и он решил заняться еще чем-то. "Официально моя студенческая виза работать не позволяет, а печь пиццу где-нибудь на задворках Берлина мне не хотелось. И тут мне пришла в голову идея — повсюду музыканты на улицах, а я сам много лет играю на гитаре. Правда, это так, для себя или среди друзей, и в основном — битлов. Вот я и подумал: битломания — вещь интернациональная, но почему-то я ни разу не слышал битловских песен на улицах — все больше 'Катюша' да 'Подмосковные вечера'. Купил колонки и микрофон и в один прекрасный августовский день уселся на улице играть",— рассказывает Иван.
Играет Иван хорошо... Никаких вариаций-интерпретаций — классическое битловское звучание. Да и внешне Иван не похож на нашего соотечественника, благо что не перемежает песни русскими репликами. Дисков не продает, "точку" ни с кем не делит, графика работы тоже не имеет, да и работой все это не называет: "Это скорее хобби, то есть я играю в свободное время, а если нет настроения, то сплю дома и не считаю, сколько я мог бы заработать за это время". Ну а когда хорошая погода, есть настроение и нет лекций, то получается около €30-40 за два часа битломании — "хватает не только на пиво". Хотя некоторый коммерческий расчет все же налицо: Иван играет не где-нибудь, а в центре города, на Курфюрстендамм — широкой торговой улице с модными бутиками и многочисленными ресторанчиками. "Ну я же не совсем альтруист! А то бы сидел дома и играл сам для себя, как это раньше и было".
По словам Ивана, за пару месяцев выступлений на улице он наблюдал много интересного. "Вот, например, если немец хочет тебе бросить €1, а в кармане у него только монетка в €2, он, не стесняясь, попросит сдачу. А чаще сам возьмет ее из футляра — чтобы тебя не отвлекать. Еще я часто слышал, что дети любят музыкантов и провоцируют родителей раскошеливаться. Но вот меня дети почему-то боятся — проходя мимо, хватают маму-папу за руку и испуганно оглядываются. Эту загадку я пока не разгадал". Кроме монеток и, реже, купюр Ивану приходилось получать от благодарных слушателей яблоки, шоколадки, брелоки и плюшевых мишек. "А один раз мимо прошла стая рэперов, и в футляре у меня осел диск Эминема. Видимо, это был воспитательный момент".
Проблемы с полицией Ивану незнакомы — она его не трогает. Конкуренты тоже не беспокоят, а если кто-то и появляется, то Иван без лишних слов уходит. "Буду я еще нервы тратить на разъяренных аккордеонщиков! Пусть играют, где хотят,— для них, в отличие от меня, это хлеб". Несмотря на почти полное отсутствие коммерческого настроя, Иван недавно принял заманчивое предложение — его пригласили играть в блюз-бар. "Мимо шел человек, остановился, долго слушал, кивал одобрительно, даже €10 положил. А потом и говорит — мол, ты-то мне как раз и нужен. Сначала я отнесся к нему скептически, но потом он уговорил меня съездить посмотреть клуб. Мне понравилось. И деньги неплохие — €150 за вечер плюс чаевые и пиво бесплатно". Но пока Иван сидит на Курфюрстендамм — первое выступление в клубе через две недели.
Бремен: "Играю сколько себя помню"
В городе, где ожидаешь встретить бродячих музыкантов больше, чем где бы то ни было еще, их не так уж и много. На центральной рыночной площади перед собором — столпотворение киосков с жареными орешками и тюрингскими колбасками, а единственная музыка, сдабривающая осенний воздух, льется от каруселей. От шумной площади во все стороны отходят маленькие улочки, неожиданно тихие. А вечером там еще и темно. На одной из них мы услышали заунывные звуки аккордеона — не столько сама мелодия, сколько манера исполнения подсказала, что и тут не обошлось без выходца из России.
Николай Александрович в Германии уже больше 20 лет. "Мы переехали всей семьей — сначала дочь вышла замуж, а потом и нас с женой вывезла сюда. Жена умерла семь лет назад, и с тех пор мой лучший друг — это аккордеон. Играю на нем, сколько себя помню". Каждый вечер на одной и той же скамейке Николай Александрович исполняет русские романсы вперемежку с Синатрой. Но такое постоянство — скорее дань привычке, чем работа. "Денег мне и так хватает — и пенсия приличная, и дети помогают,— говорит Николай Александрович.— А деньги, которые мне дают, я поначалу отдавал внукам, все же €30-40 в день на карманные расходы — это неплохо. Но в последнее время внуки перестали брать деньги — они, знаете ли, уже плоды западной цивилизации, сами подрабатывают и хотят быть независимыми". Поэтому пенсионер тратит заработанное на пластинки: второй друг после аккордеона — это древний проигрыватель Radiotechnika, привезенный еще из СССР. "Прекрасно играет, представляете! — смеется Николай Александрович.— Вон там, за углом, есть чудесный магазинчик виниловых пластинок. Мы с хозяином Петером друзья, и я скупил у него, по-моему, полмагазина!"