похороны эпохи
В прошедшие выходные Палестина и Израиль приходили в себя после похорон Ясира Арафата (о них Ъ рассказывал в субботнем номере). Но это не помешало палестинской администрации принять важное решение: кандидатура преемника покойного палестинского лидера будет определена по итогам всенародного голосования 9 января будущего года. Специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ передает из Рамаллы, с могилы Ясира Арафата.
В субботу, на следующий после похорон Ясира Арафата день, в Рамалле ждали паломничества арабов, желающих излить свою скорбь на его могилу. Израильский блокпост "Бетуния", через который пропускали в Рамаллу накануне, был закрыт. На этот раз солдаты открыли блокпост "Бейт-Эль". По-моему, они просто развлекались, каждый день меняя блокпосты.
Никакой очереди на "Бейт-Эле". Не было вообще ни одной машины. Солдаты рассказали, что накануне был приказ пропускать в Рамаллу арабов из Газы. Они это делали. Теперь у них приказ не пропускать арабов. Они это тоже делают. Но и арабы за время работы с израильтянами приучились к их дисциплине. Если они знают, что у солдат есть приказ никого не пропускать, то они ведь и не поедут.
Точно так же в день похорон Ясира Арафата арабы с сожалением узнали, что на Храмовую гору не пустят мужчин до 45 лет, и сами не пошли туда. Израильская армия все-таки ожидала некоего движения неповиновения в сторону Храмовой горы и готовилась. Солдаты все глаза проглядели, но арабы младше 45 лет так и не пришли.
Это, может, одна из главных побед израильского оружия в интифаде — сформировавшаяся чуть ли не во всех арабских душах покорность судьбе.
Утром в субботу на окраинах Рамаллы не было ни одного человека. Заканчивался Рамадан, праздник вступил в решающую стадию. Арабы уже сидели за накрытыми столами. Вечером ожидались народные гулянья.
Мы подъехали к служебному входу в резиденцию "Муката". Собственно говоря, это самый удобный вход, отсюда ближе всего к могиле Ясира Арафата. Поэтому, видимо, он и был закрыт.
Я постучал в железные ворота. Маленькая калитка в них приоткрылась, и из нее выглянул солдат. Странно, что он был в форме иорданской армии. Солдат жестами объяснил, что сюда никак нельзя.
— Да как же нельзя! — разволновался я.— На могилку же мы идем!В волнении я не заметил, что разговариваю на русском языке. Впрочем, и он тоже не заметил. И так все было ясно. Я хотел войти, а он этого не хотел.
Тут калитка открылась полностью, и вышли сразу несколько европейцев. Они заинтересовались нами.
— Там идет большое совещание,— объяснил один.— Решается судьба Палестинской автономии. Там только заинтересованные лица. Там нет журналистов.
— А вы кто? — спросил я.— Мы из Европейского союза. У нас делегация.
— А кто возглавляет вашу делегацию?
— Господин Солана (Хавьер Солана, верховный представитель ЕС по внешней и оборонной политике.—Ъ),— отчего-то нехотя ответил высокий белокурый европеец.
Я и сам являюсь высоким белокурым европейцем, так что, казалось, мог не без оснований надеяться на сотрудничество с этим парнем. Очень хотелось попасть за маленькую железную дверь в воротах.
Парень внимательно посмотрел на меня.— Я сейчас скажу капитану,— медленно произнес он,— что вам надо пройти к могиле. Вообще-то открыт другой вход. Там нет никаких проблем. Но я попробую объяснить, что вам надо пройти именно здесь. Допустим, вы очень торопитесь. Но я пообещаю ему, что вы сразу пройдете мимо вон той двери — видите ее? — и направитесь к могиле. Вы меня хорошо понимаете?
Он приоткрыл калитку и показал дверь, мимо которой я должен был пройти. Нет, я не должен был теперь, конечно, ошибиться.
Парень и правда сделал все, что пообещал. Я кивнул ему на прощанье. Он неожиданно подмигнул. Это было уже лишнее.
Когда я подходил к заветной двери, из нее неожиданно стали выходить люди. "Кофе-брейк!" — прокричал кто-то на английском. Из той же двери вынесли несколько подносов с золочеными чайничками. В них и правда был кофе (растворимый, как потом оказалось). Люди, выходившие с совещания, категорически отказывались разговаривать. В основном это были арабы. Но встречались и европейцы. Один из них сел в джип с французским флагом и надписью на капоте "Генеральное консульство Франции" и быстро уехал. Остался Mercedes с канадским флагом.
Все-таки я поговорил с некоторыми людьми. Один из лидеров "Фатха", отказавшийся назвать фамилию, рассказал, как на совещании пытались разговаривать о том, что будет с автономией, но ничего из этого разговора пока не получается.
— Все очень устали,— сказал он.— Принимаем соболезнования. Сегодня сюда собиралась приехать вся Европа, но из-за вчерашних событий (на похоронах Ясира Арафата было ранено несколько десятков человек.—Ъ) многие отказались.
— Мне сказали, что приехал Хавьер Солана.— Да, но он одним из первых и уехал.
— А на могиле он был?
— Да, успел возложить венок.
— Он выступал на совещании?
— Да,— поморщился араб.— Нам не понравилось.
— Почему?
— Потому что это мы будем выбирать себе нового лидера, а не ЕС.
Я увидел знакомое лицо. Доктор Мустафа Баргути много лет был одним из лидеров Компартии Палестины, а теперь возглавляет движение "Палестинская национальная инициатива". Мы виделись с ним еще три года назад, в разгар интифады. Я помнил, как здесь же, в Рамалле, он, можно сказать, вытащил нас из-под обстрела израильтян, начавшегося после того, как арабы в пятницу помолились и пошли кидать камни в израильский блокпост, а потом, когда поняли, что камни им не докинуть, начали стрелять по этому посту из автоматов, — и увез в центр Рамаллы, где был мир. Когда я благодарил доктора Баргути за хлопоты, он сказал, что не стоит: "Просто я опасался, что израильтяне выстрелят по моей машине с вертолета. С вами шансов уцелеть было гораздо больше".
В общем, я бросился к доктору как к родному.— О, я могу поговорить по-русски! — обрадовался и он.
По его словам, Ясир Арафат оставил после себя большой вакуум.
— Это наша большая проблема,— сказал доктор.
— Ерунда,— попытался успокоить я его.— Свято место пусто не бывает!
— Как вы сказали? Свято... пусто... О да, конечно! Но все-таки проблема есть. У нас много молчаливого большинства. Я правильно сказал:"молчаливого"? Ну вот. И это большинство ищет яркого руководителя. Таких не может быть много.
— А вот вы, например, могли бы вырасти в яркого руководителя?— Конечно! — страшно оживился доктор Баргути.— Я уже вырос! Наше движение "Палестинская национальная инициатива"... Мы очень молоды и энергичны!
На вид доктору было лет 55-60.— А как же коммунистические идеалы? С ними покончено?
— Мы — либеральное движение,— жестко сказал господин Баргути.— Мы не имеем отношения к коммунистическим ценностям. Мирные формы сопротивления — лучшие для палестинского народа. Надо провести прямые выборы, ходить из дома в дом, если потребуется. Израиль будет мешать нам, но мы готовы к этому. А вы должны лучше, чем кто-нибудь, понимать наши проблемы.
— Почему? — удивился я.— Вы же знаете, что такое оккупация,— объяснил он.
Доктор нажимал на самое больное.
Потом он сказал, что идет на могилу. Я обратил внимание, что многие участники совещания уже отправились туда же с цветами в руках.
Мимо прошла пожилая женщина. За ней выстроился целый взвод палестинских солдат. Впереди два солдата несли небольшой круглый венок с оранжевыми цветами. Он был похож на спасательный круг. Я спросил у доктора, кто эта женщина. Он с сомнением посмотрел на меня, раздумывая, стоит ли говорить.
— Это мать Сухи, жены Арафата,— тихо произнес он.— То есть теща? — уточнил я.
— Теща Арафата? Да-да,— пробормотал он.— Какое интересное слово. Я и забыл его... Не надо много говорить. Просто смотрите.
Я был вообще-то удивлен. Про эту женщину много говорят. Она жила с дочерью в Париже и некоторое время назад вернулась в Газу. Есть мнение, что мама вдохновляет свою дочь на все ее поступки, в том числе и самые сомнительные. Вдохновила она ее и на брак с Ясиром Арафатом. Говорят, что во Франции на нее заведено уголовное дело по обвинению в финансовых злоупотреблениях. Рассказывают даже, что это именно она активнее всего занимается сейчас проблемой денег Арафата.
Я понял, почему ее сопровождает взвод солдат. Правда, не понял, почему с венком.Мама Сухи уже подходила к могиле. По пути она надела черный платок. Я видел, как к ней присоединились еще несколько женщин, вышедших с совещания. Взвод солдат обогнал было эту процессию, но перед самой могилой по приказу командира резко затормозил, пропуская ее.
На могиле, засыпанной песком, лежали такие же венки. Это был прямоугольник где-то два на четыре метра, обложенный мраморными плитами. Холмика на могиле не было. Плиты лежали выше уровня песка.
Теща Ясира Арафата встала в сторонке от остальных, стараясь оставаться незамеченной. Три видеокамеры, фиксировавшие всех приходящих сюда, и правда оставили ее без внимания. Она достала из сумочки белую салфетку и вытерла лоб. И правда, было жарко.
Солдаты по стойке "вольно" встали в нескольких метрах от могилы. Их венок валялся на земле.
Тут к могиле решил подойти пожилой араб. Он был бедно и грязно одет, и полицейский остановил его. Араб неожиданно громко стал кричать на полицейского. Он требовал, чтобы его пропустили. Ему тихо объясняли, что вот, значит, сейчас женщины постоят, уйдут, и ты сделаешь все, что считаешь нужным. Но он только громче кричал на них. Он был готов тут же подраться с ними, это было ясно.
Я внимательно смотрел на тещу Арафата. Мне казалось, она должна вмешаться. Она и вмешалась. Она кивком головы подозвала одного из солдат, что-то шепнула ему — и араба увели от могилы, подталкивая в спину прикладами автоматов.
Возле могилы стало тихо. Теща навела здесь порядок. Она, наверное, и раньше заботилась, чтобы никто не мешал отдыхать ее зятю.
После нее к могиле изредка подходили другие люди. Я был удивлен, как их мало. За полтора часа поклониться праху легендарного лидера подошли человек, может, двадцать. Телеоператоры скучали и оживились, только когда одна толстая старуха попыталась разрыдаться. Она стонала, стоя над могилой, но слез никак не было. Ее подбадривали, за нее болели все фотографы, но у нее так ничего и не вышло.
Проводив тещу и словно поколебавшись, со двора ушел взвод солдат. Венок они унесли с собой. Он, видимо, им еще потребуется, чтобы проводить к могиле кого-нибудь еще из важных гостей.