На Новой сцене Большого театра состоялся концерт оркестра ГАБТа с дирижером Александром Ведерниковым за пультом и солирующим пианистом Николаем Луганским. ВАРВАРА Ъ-ТУРОВА обнаружила, что хорошему оркестру помешала акустика зала.
Программа была подобрана в самый раз для услады и публики, и оркестра — Первая симфония и Второй фортепианный концерт Иоганнеса Брамса. Музыка самая что ни на есть романтическая, известная, которую даже неподготовленному посетителю концерта слушать будет легко и приятно. А оркестр наконец-то получит возможность не аккомпанировать певцам в опере, а показать свои лучшие качества в симфонических хитах.
Однако первое, что стало очевидным, лишь только начался концерт — труднообъяснимые сложности с акустикой зала. Вот лишь пара примеров: в середине партера прекрасно слышно виолончели, а усилия скрипачей понятны лишь зрительно, звучания их инструментов, как ни старайся, не расслышать. Можете ли вы себе представить, что рояль может заглушать трубы и валторны? Однако ничего невозможного, как выяснилось, не бывает. Николая Луганского нельзя было упрекнуть в излишне мощном звуке, но даже его деликатная игра свела на нет все усилия духовиков. Особенно обидными эти провалы в акустике стали, когда после определенных слуховых усилий можно было убедиться, что играет-то оркестр замечательно. Те же самые духовики играют идеально чисто и не киксуют. Фразировка у струнных очень музыкальна, логична и понятна.
В фортепианном концерте, исполнявшемся в первом отделении, показалось, что солисту не хватает определенной доли эмоциональности, чувства, но чем ближе было к Финалу, тем крепче становилась уверенность, что большую часть этого ощущения составляют все те же акустические проблемы. Рояль, как ни старался солист, отказывался звучать, сводя и нежнейшие piano, и грозные forte к одному, усредненному и безликому звучку. Но из нескольких побед пианиста над акустикой можно было сделать вывод, что, как и в случае с оркестром, его вины тут нет.
Видимо, устав бороться с воздухом зала, давящим все самые прекрасные музыкальные намерения, в Финале концерта пианист будто расслабился и стал думать о самой музыке. И вот тут-то все вдруг и зазвучало — одну из самых милых тем в творчестве Брамса Николай Луганский исполнил со свойственным ему чуть холодноватым обаянием, с тактом и аккуратностью. Об аккомпанементе можно сказать лишь одно — он был безупречен. Для оперного дирижера, привыкшего к капризам вокалистов, идеальное чувство ритма и четкий временной нерв игры Николая Луганского были просто подарком, так что ансамбль рояля и оркестра получился превосходным. А соло концертмейстера виолончелей Дмитрия Сурикова было сыграно с таким достоинством и таким замечательным звуком, что его даже вывели на поклон вместе с солистом и дирижером.
В Первой симфонии обрадовали духовики — дивно прозвучали гобой и флейта, а медь, посаженная слишком глубоко в первом отделении, во втором, очевидно, пересела поближе к залу, так что и аккуратно и музыкально сыгранные, к примеру валторной, темы было слышно уже лучше. В начале концерта хотелось удивиться, как это оркестр, не хватающий звезд с неба, не позиционирующий себя, как это сейчас модно, как лучший оркестр города, страны или мира, берет и играет с таким качеством и чувством, как многим московским звездным коллективом и не снилось. Но на самом деле удивляться тут нечему, логичнее будет радоваться. Все объясняется просто — оркестр работает. Он находится в непрерывном творческом процессе, и рост исполнительского уровня от сезона к сезону, от концерта к концерту очевиден и естественен.
Можно было бы сколько угодно придираться, что в этом концерте, мол, не было ничего нового, особенно вдохновенного или оригинального. Но разве не редкость на отечественной сцене аккуратная, качественная, с хорошим вкусом игра?