Премьера в Музыкальном камерном театре

"Жизнь с идиотом" продолжается в Москве

       В среду поздно вечером московский Камерный музыкальный театр — одна из точек интеллектуальных сборищ 70-х — предложил публике оперу "Жизнь с идиотом" — коллективное творение Альфреда Шнитке, Виктора Ерофеева, Бориса Покровского. Событие сопровождалось необычным по нашим временам ажиотажем — слухи об "огромном европейском успехе" оперы давно будоражили публику.
       
       Московский спектакль во многом напоминал австрийский: камерный зал, декорации Рафаила и Виктора Вольских (говорят, очень похожие на кабаковские), и так же, как в Вене — отсутствие маэстро Ростроповича за пультом и блистательных американских артистов на сцене. В Вене был успех. В Москве — тоже. Впрочем здесь его даже при огромном старании, наверное, было не избежать.
       Соц-арт добрел, наконец, до оперной сцены. Опять оранжевый сталинский абажур. Опять сортиры, сатиновые трусы, Вова-Ульянов-Ленин в кепке разворачивается в монументальном бронзовом жесте. Опять коммуналки, попойки, скандалы, психушки, немного невинного секса.
       Шнитке написал музыку Шнитке. Покровский поставил спектакль Покровского — очередной акт драматической битвы с оперными мельницами, тщетная попытка подменить очаровательную, застывшую на века оперную вампуку сомнительной концепцией opera d`action. Кабаков (жаль, что только в Амстердаме) сделал Кабакова. И все — с удивительной какой-то страстностью и искренностью. Как на романтическом театре или на митинге.
       Публика была довольна. Случайные иностранцы — из игнорирующих галереи т. н. "современного искусства" завсегдатаев престижных оперных залов — удивленно разглядывали диковатые вариации на избитую тему "Кабаков-Булатов-Комар-Меламид". Местные — в основном преданные фанаты подвала на Соколе — радовались возможности еще раз забыться в поисках утраченного времени, благо сам Пруст волей режиссера то и дело подмигивал им откуда-то с колосников.
       Капельмейстер (кстати, замечательно справлявшийся с обязанностями) по ходу действия добросовестно передвигал стрелки огромных часов. И все же они фатально опаздывали — лет на десять или пятнадцать.
       
       ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА
       ПАВЕЛ Ъ-ГЕРШЕНЗОН
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...