«Риски есть у каждой страны»

Российский бизнес вошел в зону турбулентности, которая вызвана геополитическими причинами. Однако золото, которое в 2020 году стало защитным активом, пока не демонстрирует своих оберегающих от инфляции свойств. О причинах нестабильности цен на металл в нестабильное время, о готовности компании к санкциям и роли шахматного взгляда на мир во взаимоотношениях между Россией и Западом в интервью “Ъ” рассказал главный исполнительный директор Polymetal Виталий Несис.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Российские компании готовят планы на случай санкций в отношении России. Есть ли такой план у Polymetal?

— Мы готовы к введению наиболее вероятных санкционных пакетов — например, к отключению России от SWIFT, к запрету на торговлю оборудованием с США и ЕС.

— Банки покупают золото у добывающих компаний. Как отключение от SWIFT скажется на вас?

— Особого воздействия не будет, так как мы продаем золото либо внутри страны, либо в Китай. С ним еще в 2015 году опробовали, пусть и несколько мучительно, расчеты в юанях. Так что в этом отношении находимся в устойчивом положении.

— Торговля с Китаем ведется по генлицензиям на экспорт, которые недавно были разрешены для золотодобывающих компаний?

— Мы по-прежнему получаем индивидуальные лицензии, потому что экспортируем не слитки, а концентрат.

— Есть ощущение, что COVID-19 надолго. Адаптировалась ли компания?

— Я бы не был столь категоричен, наоборот, хочу не согласиться с такой оценкой. Возможно, покажусь оптимистом, но реальное воздействие пандемии на жизнь человечества близко к завершению. Понятно, что долго еще будем расхлебывать избыточные контрмеры, но болезнь как таковая, ее медицинское значение убывает, подходит к уровню сезонного гриппа.

Polymetal давно адаптировался к новым реалиям. Однако нужно понимать, что потери в эффективности существенные и, к сожалению, не будут быстро обратимы даже при значительном улучшении эпидемиологической ситуации. Приведу пример: у нас 70% сотрудников — вахтовики. Готовность работать на вахтах, особенно длительных, по два месяца, существенно сократилась. Люди боятся заболеть вдали от дома, боятся оставить без поддержки пожилых родителей и маленьких детей.

Пандемия структурно ухудшила дефицит вахтовой рабочей силы.

Мы с этим справляемся, но несем дополнительные издержки.

— Что вы имеете в виду под структурным дефицитом рабочей силы?

— Структурный дефицит — это не краткосрочное явление, вызванное текущей заболеваемостью, когда можно ожидать выздоровления и возвращения сотрудников на рабочие места. Речь о долгосрочном сдвиге: кто-то уехал на межвахтовый отдых, изменил взгляд на жизнь и на вахту не вернулся, навсегда выбыл из пула возможных сотрудников.

— В начале года в Казахстане, где у Polymetal расположены крупные активы, произошли массовые протесты. Пришлось ли вам усилить охрану там?

— Не соглашусь с термином — это были не протесты, а беспорядки. На наших предприятиях никаких изменений мы не почувствовали: все было спокойно, за исключением краткосрочных перебоев с мобильной связью. Охрану не усиливали, отгрузки не прекращали, получение материалов и сырья тоже. То есть производство никак не пострадало.

— События в Казахстане не заставляют переоценить риски бизнеса в странах бывшего СССР?

— Риски есть у каждой страны, но в Казахстане они куда ниже, чем во многих других юрисдикциях, куда традиционно инвестируют золотодобытчики. И это касается даже не Африки, а, скажем, Латинской Америки, где риск масштабных беспорядков ниже, но очень высока опасность существенного деструктивного вмешательства в производственную деятельность со стороны местного населения или госорганов. Я по-прежнему считаю, что Россия и Казахстан входят в число стран с умеренными страновыми рисками. Конечно, до Австралии, Канады и США нам пока далеко, но уж лучше привычные вызовы в странах нашего текущего присутствия, чем регулярные нападения наркобанд на золотоприемные кассы, как в Мексике.

— Почему мировые цены на золото сейчас падают при достаточно высокой инфляции?

— Наименее противоречивая гипотеза — инвесторы ожидают существенного роста процентных ставок. Он обычно приводит к оттоку денег из золота, которое не платит дивиденды, в облигации. Если посмотреть на этапы инфляционных циклов, то первый для золота обычно не очень приятный. Люди не понимают, что инфляция будет продолжать расти, и думают, что повышение ставок приведет к быстрой нормализации.

Фундаментальная ошибка центробанков заключается в попытке управлять текущим скачком цен привычными монетарными способами. Между тем нынешний инфляционный шок пришел со стороны предложения. Это классическая инфляция издержек, не связанная со спросом и процентными ставками. В нынешней обстановке ужесточение монетарной политики задушит инвестиции и еще больше разгонит спрос на ключевые сырьевые товары. Подобные меры на фоне инфляции издержек не сдерживают цены, напротив — они процикличны. Тем не менее большинство инвесторов ждут, что рост ставок подавит рост цен, а это плохо для золота. Все вспоминают начало 1980-х годов в США, когда ФРС подняла ставки и победила инфляцию и золото резко упало. Но тогда источник инфляции был другой — неумеренная эмиссия, поэтому рост ставок был верным инструментом регулирования.

Сейчас инфляция — это эффект пандемии, раскрутившей маховик эскалации издержек. Чтобы этот маховик остановить, необходимо вернуться к «доковидным» условиям хозяйствования, что нереально.

Поэтому мое мнение в сухом остатке: инфляция продолжит расти, повышением процентных ставок ее не остановишь, инвесторы достаточно быстро это поймут и пойдут в золото.

— Какую цену на золото вы ожидаете к концу года?

— Цена будет в диапазоне $1750–1850 за унцию в ближайшие 12 месяцев. Должно случиться что-то непредвиденное, чтобы золото вырвалось в ту или иную сторону. Для скачка наверх необходимо, чтобы после повышения процентных ставок на 2–2,5% не было результата от полугода до года. Только тогда все задумаются.

— На ваш взгляд, возможна такая ситуация, когда криптовалюты будут конкурировать с золотом за интерес инвесторов?

— Масштабы перетоков небольшие. Если вы посмотрите, сколько денег утекло из золотых ETF, а сколько пришло в криптовалюты, это совершенно разные по масштабу суммы. Те, кто выходил из золота, покупали акции.

Что касается перспектив, то, конечно, криптовалюты хоть и отдаленная, на горизонте 10 лет, но угроза для драгметаллов. Ключевая проблема криптовалют — их слишком много. Хорошо, что в свое время не прошла идея создания криптовалюты Libra. Ее сила была в поддержке крупнейшими платежными системами, но в какой-то момент вмешались американские регуляторы и угрозу устранили, что очень позитивно для золота.

— Правительство последние два года увеличивает налоги на горнодобывающий сектор. На ваш взгляд, грозит ли это золотодобытчикам? Справедливо ли изымать сверхдоходы в период высоких цен?

— Считаю, налоги поднимать не будут, потому что цены на нефть, газ, металлы и так очень высокие. Стимула искать дополнительные доходы в бюджет нет.

Вообще, концепция адекватного распределения создаваемой стоимости нормальная, поэтому логично, если государство в период высоких цен изымает часть сверхнормативных доходов в пользу общества. Но инструменты должны быть адекватными, понятными, справедливыми и стабильными. И вот здесь есть серьезные вопросы. Пока методология определения этих сверхдоходов страдает, особенно на фоне того, что механизмы инвестиционного стимулирования в отрасли остаются несовершенными.

— Эксперты и участники рынка говорят об угрозе исчерпания минерально-сырьевой базы золота в РФ. Как развивать юниорное движение? Ваш коллега, гендиректор «Полюса» Павел Грачев представил свои предложения на встрече с Владимиром Путиным. Каков ваш план?

— Павел Сергеевич предложил очень дельные вещи, но они необходимы крупным игрокам для интенсификации поисковых работ. К юниорам же все это отношения не имеет. У юниора в России две самые большие проблемы. Во-первых, бессмысленная и невыносимая бюрократия при конвертации поисковой лицензии в добычную. Во-вторых, «штраф за открытие», который для крупной компании большого значения не имеет, но для юниора часто становится непреодолимой преградой. Речь о миллионах долларов. В практике Polymetal было, когда можно потратить $10 млн на поиски и потом «получить» еще столько же сверху от государства (в виде платы за открытие.— “Ъ”). Для юниора это мощнейший дестимулирующий фактор. Недавнее введение возможности продавать поисковую лицензию после подтверждения первооткрывательства ситуацию для юниоров изменило не сильно.

— Почему юниоры в России не идут на биржу, как это делают в Канаде?

— У нас нет источника фондирования для этой биржи. Биржа — это всего лишь рынок. В России есть продавцы, а вот покупателей нет. В Канаде и Австралии существуют вековые традиции массовых розничных инвестиций в юниорные геологоразведочные компании. Там многие достаточно знакомы с отраслью, интересуются ей, и, самое главное, созданы реальные регуляторные механизмы. У нас ничего этого нет. В России только появляется массовый розничный инвестор, и покупает он, естественно, в основном «голубые фишки».

Кроме того, в стране нет инфраструктуры качественной независимой оценки результатов геологоразведочных работ, нет механизма обратной связи. Если кто-то соврал, как его наказать? У нас семь бед, один ответ — отчет ГКЗ (госкомиссии по запасам.— “Ъ”). Если в ходе эксплуатации месторождения с утвержденными запасами выясняется, что металла нет или содержание низкое, думаете, кто-нибудь наказывает эксперта ГКЗ или автора отчета? Конечно, нет. Вот на этом весь юниорный рынок и закончился, точнее, и не начинался. Хотя перспективы очень большие.

— Вы опубликовали данные о первичных ресурсах Новопетровского месторождения, где у Polymetal — 75%, а у «Росгеологии» — 25%. Вы планируете выкупить долю госкомпании?

— У нас есть опцион, который может быть реализован после постановки запасов на баланс. Сейчас обсуждаем с партнерами продолжение работ, стратегию, может быть, договоримся о консолидации актива.

— Как вам взаимодействие с «Росгео»?

— Мы вступили в этот корпоративный брак с широко открытыми глазами, понимая, чего ждем от «Росгеологии», а они знали, чего хотят от нас. И мы полностью соответствуем взаимным ожиданиям.

— На рынке алмазов сложилась хорошая конъюнктура. Не смотрите на этот сегмент?

— Слишком большая специфика, в том числе сбытовая, поэтому не смотрим.

— Polymetal планирует увеличивать или, наоборот, сокращать долю в Томторском проекте (компания владеет 9,1%)?

— Очень важный закон о возможности размещения в пункте ППГХО отходов от переработки руд Томтора вышел (закон позволит гидрометаллургическому заводу по переработке руд Томтора разместить возникающие радиоактивные отходы в уже действующем пункте хранения.— “Ъ”). Но для полного разблокирования проекта нужны еще подзаконные акты. С позитивом смотрим в будущее и сохраняем стратегический интерес к проекту. Скоро будем обсуждать варианты его финансирования, идет и дискуссия о нашей доле в активе.

— В 2018 году вы публиковали список месторождений на продажу, речь шла о месторождениях Ведуга, Личкваз, Маминское и Кутын.

— Сейчас есть несколько объектов, по которым мы в активной фазе поиска покупателя. Polymetal — большая компания, и маленькие по объему производства предприятия, пусть даже прибыльные, желательно продать, чтобы обеспечить нужный фокус менеджмента.

— А вы какие-то действующие активы рассматриваете для покупки?

— Нет.

— Не интересует ли вас Petropavlovsk как актив для покупки?

— Покупка доли в компании — однозначно нет. Но мы продолжаем считать интересным потенциальное сотрудничество на основе Покровского автоклава.

— Рейтинги ESG могут стать инструментом привлечения средств для компании?

— Скорее, это фильтр, то есть дополнительных денег вы под успехи в ESG не получите. Основные инвесторы Polymetal — за границей, конкретно в Великобритании. И все больше и больше адекватные рейтинги по устойчивому развитию становятся необходимым условием, чтобы на вас вообще посмотрели. Когда у потенциального инвестора есть какая-то подборка компаний, сначала их отсеивают по показателям устойчивого развития и только потом начинают смотреть на бизнес. И если вы этот первый фильтр не прошли, уже неважно, какая у вас прибыль, резервы и т. д.

— Polymetal — основной партнер Федерации го РФ. В 2020 году вы говорили, что пандемия приостановила крупные соревнования по го. Сейчас ситуация улучшается?

— Ситуация изменилась. В прошлом году мы успешно провели чемпионат мира среди любителей во Владивостоке. Несмотря на ковидные ограничения, турнир удался на славу: более половины представителей стран, национальных чемпионов, приняли очное участие. Турнир прошел в упорной борьбе, отзывы участников очень положительные.

Сейчас в России соревнования по го проходят в нормальном режиме, и надеюсь, в этом году чемпионат Европы в Румынии будет уже в стандартном очном формате.

— Однако ограничения, связанные с ковидом, все равно сказываются. Есть ли перспективы у го в онлайне?

— На мой взгляд, лучше играть реже, но очно.

— Почему?

— К сожалению, сейчас многие пользуются разнообразными подсказками, занимаются читерством. И это большая проблема. Кроме того, для го очень важно погружение в то, что происходит на доске физически. Фундаментальное значение имеет концепция красоты позиции. Глядя на экран, куда сложнее оценить гармонию, чем когда вы смотрите на деревянную доску с камнями из натуральных материалов. Совершенно другое удовольствие.

— Тем не менее у вас никогда не было планов профинансировать создание мобильного приложения, чтобы популяризовать эту игру?

— Во-первых, я последовательный сторонник профессиональной специализации. Во-вторых, сама по себе частая игра — не самоцель. Главная задача — изменение, развитие менталитета тех, кто играет в го, а использование гаджетов ей прямо противоречит. У меня, например, нет смартфона. И считаю, что неправильно делать то, что противоречит убеждениям.

— Вы сказали, что нужно менять менталитет игроков. Для чего?

— В России и мире тотально доминирует шахматное мировоззрение. Шахматы — это игра на уничтожение, в которой есть иерархия участников, сражающихся на очень ограниченной доске, где можно откатить ситуацию назад.

То, что сейчас происходит в отношениях России и Запада, очень похоже на классический шахматный поединок. Уверен, что мировоззрение, сформированное го, помогло бы более результативно развивать отношения между двумя сторонами. Ведь го — это игра на созидание, где каждый участник фундаментально равен. Шахматный слон или конь может вернуться назад в предыдущую позицию. Камень го остается без движения в месте постановки и может быть снят с доски, только если будет убит. Доска го очень большая, поэтому играющий должен концентрироваться не только на локальном конфликте, местной схватке, которые тоже бывают очень сложными, агрессивными. Успешный игрок смотрит на всю доску и понимает, как локальное противостояние влияет на глобальную ситуацию на ней.

Интервью взял Евгений Зайнуллин