премьера кино
"Пустой дом" корейца Ким Ки Дука — первый из фильмов-призеров недавнего Венецианского фестиваля, что выходит на наши экраны. Не только приз за режиссуру, присужденный в Венеции, но и звание лучшего фильма 2004 года отдал бы ему АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Кинематографический год уже подходит к концу и, кроме рождественских голливудских блокбастеров, уже, кажется, ничего не сулит. Оглядываясь назад, вспоминаешь несколько отличных и даже выдающихся фильмов, среди которых явно преобладают дальневосточные и азиатские. Этот список может открыть "2046" китайца Вонга Кар-Вая и замкнуть "Old Boy" еще одного корейца — Чхан Ук Пака. И того, и другого распирает от буйных фантазий, звуков, мелодий, навязчивых образов, шокирующих своей жестокостью или гипнотизирующих красотой. "Пустой дом" рядом с ними как бедный бессловесный родственник. И тем не менее он из той категории картин, которые киноманы называют fucking masterpiece (так сказать, чертов шедевр).
Это кино про бездомных влюбленных, которые вскрывают пустующие чужие квартиры, чтобы немного пожить в комфорте. Сначала, впрочем, герой-взломщик один, и только по ходу дела он попадает в не совсем пустой дом, где встречает затравленную мужем молодую женщину. Появляется и сам муж, но к тому времени сердце женщины уже принадлежит взломщику. Происходит это без единого слова, да и дальше практически до самого конца главные герои остаются немы как рыбы и изъясняются исключительно жестами.
Слово "рыбы" сразу напоминает о фильме "Остров" — первом, принесшем Ким Ки Дуку славу певца насилия. Там тоже была бессловесная женщина-рыба: она ненавидела мужчин и по одному сводила их со свету. Здесь наоборот: бессловесные страдают, а те, кто их мучает и преследует, без устали сорят словами и произносят невыносимые пошлости. Насилие, которое Ким Ки Дук в такой концентрации ввел в корейское кино и которое спустя несколько лет расцвело в "Old Boy", перешло в "Пустом доме" в почти комическую фазу. Главный герой расправляется с недругами с помощью клюшки для гольфа ("Клюшка номер три" — другое название этого фильма).
Впечатляет сам жест расправы, но он скорее символичен и пародиен: никакого хруста костей, привычного для кинематографа восточных единоборств, скорее что-то вроде чаплиновской эксцентриады. Важна моральная победа, так сказать, пир духа. Это ирония, но не метафора — точно так же, как в самом фильме. Герои его — не кто иные, как духи, призраки, они с самого начала обитают где-то на краю третьего измерения, а потом переходят в четвертое. Но опять же этот рискованный переход протекает без обычных штампов и дежурной условности, которая обычно сопровождает дальневосточный жанр ghost stories. Если это и загробный мир, то слишком уж призраки очеловечены Ким Ки Дуком, им можно сочувствовать, с ними вместе смеяться и плакать — и все без лишних слов.
"Пустой дом" ведет свое происхождение не от пресыщенных изысков современного кино и даже не от ностальгии по старому, а от восприятия мира таким, каким он был еще до возникновения кинематографа. Или когда кинематограф только что родился, встал на ноги и назывался Великим Немым. Теперь он лишь изредка возвращается в это блаженное и невинное состояние в фильмах Аки Каурисмяки, Джима Джармуша и Такэси Китано. Этот мир похож на сказку с ее вечными и вечно повторяющимися сюжетами. Но каждый раз они рассказываются по-другому. Фильмы Ким Ки Дука — современные мифы, связанные один с другим, как у античных греков или ваятелей телевизионных сериалов. Не в том смысле, что одни и те же герои переходят из картины в картину, но повторяются темы и типы персонажей. Среди них особенно важны проститутки, полицейские, сутенеры. Всегда есть пара — мужчина и женщина, связанные роковой, мистической связью. Всегда есть искушение и искупление.
От творчества корейского эпатажника и бунтаря все больше веет примиряющим экуменизмом. Некоторые подозревают, что это лишь декорация, прикрывающая конформизм: такое впечатление произвела буддистская притча "Весна, лето, осень, зима... и снова весна", где Ким Ки Дук неожиданно двинулся в сторону Тарковского, и "Самаритянка", в которой буддизм мешается с Библией. Но именно в "Самаритянке" — не самой удачной своей картине — режиссер преодолел кризис старого метода. Раньше он предпочитал крупный план, теперь все чаще смотрит на героев и события с дистанции. Старается использовать меньше диалогов и больше — язык тела. В "Пустом доме" минимализм формы празднует полный триумф. В нет ничего лишнего, и говоря о нем, тоже не хочется ронять лишних слов. Достаточно двух — fucking masterpiece.