На платформе Premier одновременно с премьерой на фестивале в Берлине выходит детективный сериал «Идентификация» — дебют Владлены Санду, ученицы Алексея Учителя и Бориса Юхананова. «Идентификация» — история о русской девушке в киргизской диаспоре в Москве, которая в день свадьбы становится подозреваемой в убийстве. С первых же серий зритель оказывается в неуютном пространстве окраинной Москвы: вещевой рынок, автозаки, менты, мигранты и насилие, которое не показано впрямую, но которым, кажется, пронизан каждый кадр «Идентификации». О чеченском детстве, женском взгляде в кино и любви к Фридриху Ницше Владлена Санду рассказала Константину Шавловскому.
Владлена Санду
Фото: из личного архива Владлены Санду
Владлена Санду
Фото: из личного архива Владлены Санду
Почему вы решили снять фильм, действие которого происходит в киргизской диаспоре в Москве?
Мне кажется, это и есть современная Москва, и там течет ее время. Мы же имеем представление о разных эпохах XX века по кинематографу, и мне кажется, что такое экранное воплощение Москвы отражает нашу. Поскольку я сама приехала в Москву из Георгиевска, а туда мы попали после того, как на нашу семью напали в Грозном, то и все мои фильмы так или иначе — про людей, у которых нет своего дома. Меня интересуют нелегалы, люди без определенного места жительства или люди, у которых временное, ненадежное жилье.
Ваше детство, проведенное в Чечне, как-то повлияло на историю, которую вы рассказываете?
Наверное, да. Потому что я выросла в исламе, и это культура, которую я хорошо знаю на уровне ощущений. Был период, пока мы еще не уехали из Грозного, когда стоял вопрос о том, чтобы я приняла ислам. И я даже готова была это сделать. Но обстоятельства и события сложились так, что этого не случилось.
Если судить по вашему документальному фильму «Святый Боже», а также по «Идентификации», которая начинается с мусульманской свадьбы, то кажется, что вас волнуют вопросы религии. Это так?
Я готовлю к защите во ВГИКе диссертацию на тему «Художественные поиски духовного в кинематографе XXI века». Это меня, безусловно, интересует — тут вы угадали.
На Берлинале в секции «Панорама» будет показан фильм «Продукты 24» Михаила Бородина, который тоже начинается с мусульманской свадьбы и тоже рассказывает о мигрантах из Центральной Азии на окраинах Москвы…
Да-да, я знаю об этом, потому что одну из ролей там играет Гульназ Келсимбаева, которая играет в «Идентификации» уборщицу. И кстати, именно съемки в нашем проекте привели к тому, что она снялась в «Продуктах». Об этом мне рассказала сама Гульназ.
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Фото: Онлайн-кинотеатр Premier
Почему именно эта «невидимая» Москва оказалась в центре внимания — это специфический выбор фестиваля или что-то, о чем важно и необходимо говорить именно сегодня?
Когда у нас был показ первой серии «Идентификации» на «Кинотавре», кто-то из журналистов спросил, действительно ли я считаю, что нелегалы и мигранты — это важная тема для современной России. А мне странно, что люди вообще задают такие вопросы. Моя первая документальная работа во ВГИКе — «Дияна», это фильм о цыганке, которой 17 лет, она живет в Москве с таджиком Али зимой в холодной машине, она беременна, и у нее нет документов. Она — никто. Эта девушка сама подошла ко мне и попросила денег, а я стала с ней разговаривать. И она рассказала о своих страхах: о том, что у нее нет документов, поэтому она боится, что родит ребенка в роддоме и его у нее заберут. Мы с Дияной прожили почти три месяца вместе до того, как она родила, и попадали в разные места, я наблюдала за ее отношениями с Али. Эти люди не кажутся мне чужими. Я чувствую, что они такие же, как и я, они очень мне интересны. Нас разделяет одно — у меня есть образование, а них его нет.
Для вас вообще существуют свои и чужие?
Этот вопрос для меня в жизни вставал очень остро, и не раз. Поскольку я выросла в Чечне и знаю, что это такое, когда ты идешь по улице и видишь надписи: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы и проститутки». Когда я училась в первом классе, у нас была половина русских и половина чеченцев и ингушей, а когда заканчивала седьмой класс, то была одной русской на всю школу. И потом на мою семью было совершено вооруженное нападение. Но среди моих знакомых и друзей есть чеченцы, и это люди, которых я люблю. Я не могу назвать их чужими — это мои близкие. Я думаю, что всегда есть человек — человек в своем поступке. И конкретный человек может быть чужим, но нельзя обобщать до «чужих».
Атмосфера вещевого рынка, где живет ваша героиня,— это ваша память о 90-х?
Мы, кстати, снимали на настоящем вещевом рынке в Теплом Стане. И если вы сейчас придете туда, вы все это увидите. А на рынке «Теплый Стан» я оказалась впервые, как раз снимая Дияну. Моя мама — актриса, а на что жили провинциальные актеры в 90-х? Ей часто приходилось продавать вещи на рынке, и я ей иногда в этом помогала. А во время войны я изготавливала сама свечи и продавала или меняла на еду.
После вашего дока про Чечню чеченская тема для вас закрыта?
Нет. Сейчас я с продюсером Яной Буряк как раз работаю над фильмом «Память», который основан на моем опыте жизни в Грозном с шести лет, когда я там оказалась, и до нашего отъезда. «Память» поддержал в прошлом году IDFA Bertha Fund, нам дали грант — €40 тыс. Также проект поддержал фонд «Кинопрайм». Мы снимаем на 16 мм, съемки проходят в Грозном, в Крыму и Москве. В этом фильме снимаются две девочки, чеченки, которые играют меня.
То есть это докуфикшен?
Да, потому что меня не интересует документальное кино, которое предъявляет реальность, как она есть. Меня интересуют другие формы документалистики. «Память» — это мой полнометражный документальный дебют. А еще совместно Леной Трониной, которая сыграла главную роль в «Идентификации», мы работаем над моим игровым полнометражным дебютом «Кинотеатр „Радуга"». Так назывался кинотеатр, который находился рядом с моей школой в Грозном. В школе мне было очень плохо: я левша, и меня переучивали и привязывали руку к стулу — это одно из самых неприятных воспоминаний. И поэтому я сбегала из школы, воровала дома деньги и шла в кино.
Что там шло?
Один из моих любимых фильмов-воспоминаний — это «Кинг-Конг». Я очень любила «Кинг-Конга»! Вообще, я много чего там смотрела. Почему-то помню фильм «Стервятники на дорогах», я его просто помню прямо в этом кинозале. Помню «Чиполлино». Шли там и старые фильмы, в том числе Чаплин. А еще «Терминатор», «Робокоп», «Хищник». Все это длилось полгода, пока меня не поймали.
Этот кинотеатр и сейчас существует?
Нет, к сожалению. На его месте торговый центр.
Во ВГИКе вы сняли несколько короткометражек, которые участвовали в больших фестивалях — Роттердаме и «Кинотавре», и, кажется, что с большими проектами можно было запускаться раньше. Зачем вместо этого вы пошли учиться в Мастерскую индивидуальной режиссуры к Борису Юхананову?
Во-первых, работа над «Идентификацией» началась шесть лет назад. Мы познакомились с продюсерами Валерием Федоровичем и Евгением Никишовым после «Кинотавра», где в конкурсе короткого метра участвовал мой фильм «Кира». Они предложили подумать над историей для сериала. Потом я прислала им страницу, которую мы написали с Никитой Иконниковым,— и так мы запустились. Так что у Юхананова я училась параллельно. Во-вторых, Борис Юрьевич задал мне тот же вопрос. В МИР-5 я пришла за театральной формой, потому что о кино я представление получила, а про театр совсем ничего не понимала. А я точно планирую ставить в театре, у меня есть несколько мыслей по этому поводу, одну из которых я и озвучила Юхананову. Я до сих пор с ней хожу: мечтаю поставить «Заратустру» — сначала в театре, а потом и в кино.
Буквально хотите экранизировать Ницше?
Да. Хотя я понимаю, как это сложно. Я и на вступительных во ВГИКе об этом говорила Алексею Ефимовичу Учителю. Он тогда спросил: «Думаете, это возможно?» Я ответила, что если бы не думала так, то этого бы не сказала. В МИР я пришла за театром, потому что я родилась в театре, и это то, что я чувствую как место, как дом. Мы три года прожили в МИР-5, выпустили «Орфические игры. Панк-макраме». А в «Идентификации», кстати, молодого следователя играет Ваган Сароян, мой коллега по МИРу.
В «Идентификации» оператор, исполнительница главной роли, режиссер и шоураннер — женщины. Для вас существует понятие «женского взгляда» в кино?
Нет, и я не вполне понимаю, что это такое. Все разговоры о женской режиссуре — это значит, что в женщине изначально есть что-то, что она может чувствовать и передавать на экране, чего не может передать мужчина? Но в этом смысле, например, мой любимый Дэвид Линч, который снял «Внутреннюю империю»: я не знаю, как даже женщина может забраться так к себе в голову, как он смог это передать на экране.
Но тут речь скорее не про внутренний мир героини, а про то, как смотрит на мир режиссер,— то есть речь об оптике и акцентах.
Ну, например, возьмем «Идентификацию». Если все кредиты поменять на мужские, что-то для вас изменится?
Мне показалось, что Лену Тронину, на которой во многом держится эта история, ваша камера не объективирует. И, например, сцены насилия мужчина, как мне кажется, снял бы по-другому. Хотя мы едва ли можем проверить эту гипотезу.
Может быть, вам виднее. Но вообще, мне кажется, что сейчас я получила от вас комплимент. Спасибо.
Подписывайтесь на Weekend в Instagram