Юрий Лужков, как выяснилось, не совсем уверен относительно того, будет ли восстанавливаться полностью уничтоженная сейчас гостиница "Москва" или не будет. Его преследуют чисто эстетические сомнения — вдруг пустая площадь окажется красивее.
По словам мэра, сейчас-де разгорелась общественная дискуссия относительно того, восстанавливать гостиницу или не восстанавливать. Вняв гласу спорщиков, мэр и высказался. "Когда я принимал решение о сносе, то обещал возвести гостиницу 'Москва' на том же месте, в том же облике. Я все свои обещания стараюсь выполнять. Но, если (против воссоздания.—Ъ) будут иметь место серьезные аргументы московского городского сообщества, экспертов, архитекторов и проектировщиков и, что немаловажно, инвесторы, вложившие деньги в снос и реконструкцию гостиницы, тоже согласятся, в этом случае я буду думать" — так информагентства передают слова Юрия Лужкова. Но тут же мэр добавил, что "не может удержаться от своего личного впечатления", вызванного созерцанием пробела на месте бывшей гостиницы: "Я представляю эту площадь и думаю, что она была бы самой величественной не только в Москве. Она была бы любимой. Открываются такие виды, от которых просто становится не по себе от красоты".
Тут все примечательно, начиная от того, что эти многозначительно шероховатые фразы господин Лужков произнес в Брюсселе. Столица бельгийского королевства, известное дело, город не обделенный привлекательностью, и "не по себе от красоты" — ощущение очень типичное для визитера в старинном европейском городе; и понятно желание это ощущение пролонгировать всеми возможными способами — включая неожиданные градостроительные новации в родном городе. Не менее примечательно беглое указание мэра на общественную дискуссию по поводу будущего "Москвы". Просто упоительно: получается, когда общественность, узнав о предстоящем сносе гостиницы, гневалась, протестовала, волновалась, писала письма и всячески шумела, шум этот до ушей градоначальника не доходил. Зато теперь мэр расслышал некую абсолютно неразличимую для простого человеческого уха дискуссию. Или два аккуратных высказывания — главного архитектора Александра Кузьмина и зама Валерия Шанцева — это теперь независимая общественная дискуссия, которой сам мэр боится? Или дискуссия — это высказывания директора Института искусствознания Алексея Комеча (который свою позицию относительно "Москвы" менял неоднократно и иногда довольно неожиданным образом)? Так с ним Юрий Лужков и вовсе судится. Похоже, на самом деле самые влиятельные в данном случае любители подискутировать обретаются через улицу от ее — теперь — фундамента.
Чуть ли не одновременно с осторожными заявлениями мэра разнеслась весть о том, что Дума порешила послать московскому правительству запрос относительно того, что именно помянутое правительство рассчитывает построить на месте гостиницы. К запросу при этом должно присовокупляться предложение задуматься над тем, насколько вообще целесообразна застройка этой территории. Отправил ли формальным образом эти вежливые предложения думский комитет, которому эта процедура была поручена, не ясно. Однако Юрий Лужков уже находится в плену глубокой задумчивости, усугубленной открывшейся ему красотой охотнорядского "ground Zero".
И ведь есть о чем подумать. Я даже сейчас не имею в виду ни порядком потратившихся инвесторов, которым предложено "согласиться" с тем, что они вкладывались на самом деле в создание новой площади. И ни бравурные реляции архитекторов ("Моспроекта-2"), которым уже было уплачено и которые еще весной клялись, что стройка вот-вот начнется и что новое здание, известное дело, будет стократ краше старого. В смысле необходимости семь раз отмерить это момент, безусловно, самый ответственный с тех самых пор, как было принято решение о сносе "Москвы". А если учитывать абсолютно революционный характер самой идеи оставить территорию пустой — то один из самых важных за все время лужковского правления в Москве.
Понятно, что или "воссоздание", или площадь. Третьего не дано просто логически. Есть, конечно, предложения восстановить застройку первой половины XIX века — здания лавок Охотного ряда. Но представляют ли авторы этих предложений, как такое будет выглядеть? И что, эти маленькие эрзац-лавки вот так и встанут кварталом: слева громада Думы, справа неорусский стиль Исторического музея, позади модерн ("Метрополя"), а спереди, самое главное, церетелиевский "Охотный ряд"?
Все давно уже привыкли к тому, что, если московские власти за что-то архитектурно-строительное ругают, значит, предмет ругани так или иначе сводится к небрезгливому практицизму. Это так прекрасно накладывается на столетние стереотипы относительно Белокаменной: махровый купеческий дух, азиатчина, неряшливость, нерегулярность, нелогичность и так далее. Не известно, кто именно поручил мэру Москвы задуматься, а не покрыть ли фундамент снесенной гостиницы брусчаткой новой площади. Но, коль скоро гостиница все-таки снесена, оставить на ее месте захватывающе красивый вакуум было бы куда этичнее, чем повторять Щусева в монолите. Да что там этичность: снести, потратив колоссальные деньги, гостиницу ради того, чтобы сотворить колоссальную площадь,— какое же это купечество? Какая же это нерегулярность? Какая же азиатчина? По своей непрактичности, государственнической бескорыстности и размаху градостроительного решения такой жест сделал бы честь и основателю Петербурга.