Имя француженки Одри Диван громко прозвучало прошлой осенью на Венецианском фестивале, где ее фильм «Событие», только что вышедший в российский прокат, стал победителем. Поставленный по повести Анни Арно, написанной в формате автофикшен, он рассказывает о мытарствах студентки, для которой незапланированная беременность стала камнем преткновения на пути к образованию и карьере. На дворе 1963 год, а во Франции аборты были легализованы только в середине 1970-х — как результат сексуальной революции и феминистского движения. Тогда, в 1970-е, активное участие в борьбе за новый закон приняли знаменитости французского кино — Катрин Денёв, Жанна Моро, Марина Влади и Аньес Варда, подписавшие среди прочих исторический «Манифест 343» и признавшиеся в нелегальных абортах. С тех пор много воды утекло. То, как видит проблему женской эмансипации новое поколение французских кинематографисток, с Одри Диван обсудил Андрей Плахов.
Фото: Mondadori Portfolio / Getty Images
— То, что действие вашего фильма происходит в 1960-е, зритель понимает не сразу. Вы сознательно отказались от более детального воспроизведения эпохи, когда были запрещены аборты, чтобы приблизить сюжет к сегодняшнему дню?
— То, что для Франции является прошлым, сегодня продолжается во многих странах мира. Я не хотела делать строго исторический фильм, мне было важно, чтобы от него оставалось современное ощущение.
— Как вы познакомились с повестью Анни Арно?
— Я прочла ее вскоре после того, как сама сделала аборт, и могла сравнить свои ощущения с тем, что пережила героиня. Конечно, почувствовала разницу между абортом в нормальных медицинских условиях и тем, что пережила героиня повести, у которой был один из трех шансов: умереть, попасть в тюрьму или продолжать жить и учиться, но до самого конца было неясно, какой вариант реализуется.
— Напрашивается не только сюжетное, но и жанрово-стилистическое сравнение с повестью Арно, которая иногда напоминает триллер…
— Местами это выглядит еще круче — как боди-хоррор. В какой-то момент героиня чувствует (цитирую ее), как «время растет в моем теле». Тело, беременное нежелательным плодом, отчуждается от человека и живет своей тайной жизнью, как какой-то фантастический объект. Но мне боди-хоррор как жанр не близок, и я предпочла более реалистическое решение.
— Исполнительница главной роли Анамария Вартоломей родом из Румынии. Видели ли вы румынский фильм «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджу и как к нему относитесь?
— Я без колебаний выбрала Анамарию не только потому, что она хорошая профессиональная молодая актриса, но поскольку ей близок мир слов: ведь не так просто сыграть будущую писательницу. Что касается Кристиана Мунджу, это один из моих любимых режиссеров. Поначалу я чувствовала себя не совсем свободной, взявшись за табуированный сюжет о страданиях женского тела. Существует предубеждение, что достаточно одного фильма об абортах, зачем делать еще? Но это то же самое, что сказать: если есть один фильм о Второй мировой войне, то больше не нужно об этом снимать. В конце концов я почувствовала себя свободной делать то, что хочу и что меня действительно волнует.
— Есть ли принципиальная разница, когда фильм о проблеме абортов снимает мужчина и когда женщина?
— Я против того, чтобы ставить во главу угла гендер. Уверена, что другая женщина и другой мужчина сделали бы на эту же тему другое кино. И еще хочу сказать: это не только фильм о нелегальных абортах, это фильм о свободе строить свою судьбу. Ведь моя героиня не просто боится из-за беременности вылететь из университета. Она стремится вырваться из своего пролетарского окружения и войти в буржуазно-интеллектуальный мир. Социальный контекст тут не менее важен, чем гендерный.
— В вашем фильме чрезвычайно интересно звуковое решение. В нем много пауз между диалогами и впечатляющая музыка. Могли бы вы рассказать о вашем сотрудничестве с российскими композиторами Евгением и Сашей Гальпериными?
— Вы правы. Молчание в фильме играет очень важную роль, ведь табу всегда окружены атмосферой замалчивания. Кроме того, мне хотелось заинтриговать зрителя: он не сразу узнает, что происходит с героиней. Теперь о Гальпериных. Я посмотрела фильм Андрея Звягинцева «Нелюбовь» с их музыкой и была под сильным впечатлением от их способности к лаконичной передаче чувств. Предложила поработать над нашим проектом, но они были в тот момент заняты. Однако я не могла представить другую музыку и в качестве эксперимента наложила на материал фильма партитуру «Нелюбви». Позвонила Гальпериным и предложила посмотреть кино. Они сказали: «Мы ненавидим, когда наша старая музыка используется для другого фильма». К счастью, в тот момент он были уже свободны и написали для меня новую партитуру. Я счастлива, что все сложилось, ведь они настоящие гении.
— В эпиграф книги Анни Арно вынесена фраза Мишеля Лейриса: «Мое двойное желание, чтобы событие стало письмом и чтобы письмо стало событием». Ставили вы такую же цель, чтобы событие стало фильмом, а фильм — событием? И ожидали ли, что картина получит «Золотого льва» в Венеции?
— Когда фильм носит название «Событие», а событием не становится, это может обернуться проблемой. А что, если получится плохое кино? Но я сознательно шла на риск, пыталась искренне сделать то, чего еще не пробовала.