Разглядывал Григорий Ревзин
В музее личных коллекций ГМИИ имени Пушкина при поддержке Банка Москвы открылась выставка "Первополосные кадры". Это лучшие фотографии издательского дома Ъ за 15 лет. Природа культурной ценности этих фотографий — а именно она имелась в виду, когда ГМИИ принимал решение экспонировать их в своих стенах,— проста и очевидна. Любой коллекционер фотографий понимает цену снимка, открывавшего первую полосу одной из ведущих национальных газет. Но для неколлекционера важнее другое.На открытии выставки собрались почти все, кто висел на стенах в виде первополосного кадра, и это понятно. История уже сто лет пишется путем прочитывания газет, попасть на первую полосу газеты значит попасть в историю, и это лестно. И вот они ходили по залам — господа Шандыбин и Церетели, Немцов и Жириновский, Парфенов и Рязанов — и смотрели на себя же, а все остальные — на них. Люди как люди. Ноги, руки, костюмы, носы, рты. Что значит — попасть в историю? Как одеться, как причесаться? Какое выражение лица приличествует делу? Вот они ходят просто как люди — здороваются, смеются, чмокаются, благопристойно фланируют. Вот они же — висят на стенах такими, как их воспроизведут в учебниках русской истории через полвека. Что с ними произошло?
Всякому, работавшему в газете, ведомо, как туда попадает фотография. Ее отбирают из сотни десятки человек — от фотографа до шеф-редактора. Сначала — вот эти десять, потом — одну из этих трех, потом — вот эту. Каждый отбирающий делает это интуитивно и мгновенно. Какой интуицией они руководствуются? Что есть для них интуиция истории?
Кажется, ответить на этот вопрос невозможно — интуиция и все. На выставке оказывается, что это очень просто. В историю попадают три типа людей.
Во-первых — травящие. Лица с искореженными губами, налитыми кровью глазами, лица жестко вылепленные светотенью, президенты, генералы, партийные лидеры, бизнесмены, силовики, бандиты. Есть еще особая разновидность травящих — теневики. Люди, скрывающиеся от фотоаппарата в глубине комнат, лимузинов, за стенами, столбами и решетками. Их лица полны напряженной неприязненной задумчивости. Они еще не начали травить, пока думают как. Эти разнообразнее, тут кроме господина Березовского встречается и госпожа Волочкова.
Во-вторых, затравленные. Растерянные, не понимающие, что с ними случилось, диковато косящие глазами куда-нибудь в сторону от объектива, с тоскливым недоумением на лице — как это со мной произошло? Артисты, художники, писатели, спортсмены, но и — опять же — президенты, генералы, партийцы, бизнесмены, силовики и бандиты. Видно, что им плохо, и даже больше того. Видно, что их роль в истории в том, что им плохо.
А в-третьих — попавшие в неловкое положение. Это может быть кто угодно, а вид он при этом имеет клоунский. Хотел поговорить тихо, его заметили. Хотела пройти торжественно — подвернулся каблук. Хотел выглядеть героем — облили майонезом. Хотел выйти вон — нарвался на вспышку фотокамеры.
Любой историк знает, что история — это театр, а любой театр — это устойчивый набор героев. Есть история противостояния героев и злодеев, как у Тацита, есть история противостояния простаков и плутов, как у Дюма. Есть сложные истории, когда герой и злодей — одно и то же лицо, как у Шекспира. На этой выставке показано, из каких действующих лиц состоит театр нашей сегодняшней истории. Это драма травящих, затравленных и попавших в неловкое положение. Теперь, когда вам известны все возможности, можете выходить на сцену.
Музей личных коллекций, до 31 октября