Пожалуй, нет ни одного аналитика, который не прогнозировал бы кризисных явлений в российской политике осенью 2004 года. Главным ожиданием было, разумеется, развитие ситуации вокруг ЮКОСа. Однако, как и предсказывала "Власть", процесс ликвидации ЮКОСа не мог в силу многих причин идти быстро, и вокруг компании практически не происходило никаких значимых событий (если, разумеется, не считать медленное умирание ЮКОСа как такового). Политического кризиса в России к осени тоже не случилось. Вместо этого деловое сообщество столкнулось с целой серией крупнейших сделок, которые объединяет одно: все они так или иначе стали следствием реакции государства на процессы, происходящие и в политике, и в экономике.
"Газпром" и E.ON
Первая сделка, оформленная как соглашение о стратегическом партнерстве между "Газпромом" и немецкой энергетической компанией E.ON, была заключена в июле. На деле реальный масштаб договоренностей между двумя компаниями еще предстоит оценить. "Газпром" и E.ON договорились о взаимном допуске друг друга на свои ключевые рынки: "Газпром" попадет на энергетический рынок Германии, E.ON — на рынок добычи газа в России. На этих рынках обе компании предполагают работать в тесном альянсе.
Подоплека сделки более или менее ясна: в случае ее реализации Россия может не торопиться с реформированием "Газпрома", а Германия будет более спокойно чувствовать себя в ходе либерализации энергорынка ЕС. Обе компании при этом сохранят доминирующие позиции в национальных экономиках. Фактически речь идет о пакте стабильности в энергетике между Россией и Германией — взаимной поддержке двух компаний, тесно связанных с государством, позициям которых угрожают надвигающиеся изменения на их рынках. По сути, происходящее — результат усилий двух государств, направленных на сохранение стабильности двух существующих экономических систем. Иными словами, альянс "Газпрома" и E.ON — попытка властей скорректировать развитие экономик двух стран и противостоять изменениям на рынках, угрожающим стабильности этого развития. Вероятно, именно эти обстоятельства не позволили ни правительствам двух стран, ни самим "Газпрому" и E.ON подробно прокомментировать последствия сделки.
И если стабильность в Германии по большому счету является проблемой самой Германии, то стремление России любой ценой продолжить развитие энергетического сектора страны в рамках концепции управляемого рынка — наша проблема. И серьезность этой проблемы продемонстрировала сделка концернов Siemens и "Силовые машины".
|
|
||||
|
|
||||
|
|
||||
|
|
Владимир Потанин, руководитель холдинга "Интеррос", никогда не скрывал, что концерн энергетического машиностроения "Силовые машины" выращивается на продажу стороннему инвестору. Однако поспешность, с которой совершена фактическая продажа "Силовых машин" (Siemens получил права на выкуп российской доли в создаваемом совместном предприятии в течение двух лет, обязавшись инвестировать в него не менее $200 млн), многих насторожила. Ради сделки "Силовые машины", по сути, разорвали слияние с "Объединенными машиностроительными заводами" — рекордом прошлого квартала. При этом, по данным "Власти", обсуждение сделки шло при активном участии администрации президента, в которой разгорелась нешуточная подковерная борьба сторонников и противников сделки.
Отметим, что "Силовые машины" перешли под контроль Siemens как раз накануне очередного этапа реформы РАО "ЕЭС России". Компания, по сути, могла не беспокоиться за состояние своего портфеля заказов в энергетическом машиностроении, поскольку будущие новые владельцы энергогенерирующих активов явно заинтересованы в их модернизации. И то, что сделка была одобрена властью, демонстрирует, в какой степени она не уверена в том, что российский бизнес способен работать в этих масштабах. А неуверенность владельцев "Силовых машин" вполне естественна. Если сделка стоимостью $240 млн вызывает такую политическую напряженность и требует курирования из Кремля, то можно ли рассчитывать на продолжение работы в этом бизнесе, когда он вырастет в несколько раз? Уж лучше выйти из "Силовых машин" прямо сейчас, соблюдая приличия.
ЛУКОЙЛ и ConocoPhillips
Создание альянса между ЛУКОЙЛом и ConocoPhillips близко по смыслу к сделке Siemens и "Силовых машин", хотя пока о полной передаче бизнеса ЛУКОЙЛа под контроль иностранного участника никто не говорит. ConocoPhillips, приобретя в конце сентября за $1,99 млрд на аукционе РФФИ последние остававшиеся в госсобственности 7,59% акций ЛУКОЙЛа, крупнейшей российской нефтекомпании, пока получила лишь что-то вроде опциона на будущее участие в управлении ЛУКОЙЛом. Показательно, что и эта сделка шла под контролем властей, и интересы государства, что было убедительно продемонстрировано, ставились в ней явно выше, чем интересы, например, бюджета или самой компании.
Аукцион по ЛУКОЙЛу был в значительной степени формальностью. Президент России Владимир Путин встретился с президентом американской нефтегазовой компании ConocoPhillips Джеймсом Малвой и президентом российской НК ЛУКОЙЛ Вагитом Алекперовым еще в июле и одобрил создание альянса, о котором демонстративно было объявлено в день проведения аукционных торгов. По всей видимости, рекордная сделка была необходима и горячо поддержана властью потому, что ее не слишком устраивали и темпы развития ЛУКОЙЛа, и практика ведения им бизнеса в России.
"Газпром" и "Роснефть"
Наконец, в четвертой сделке — слиянии "Газпрома" и "Роснефти",— объявленной в сентябре, иностранного участника нет, равно как практически нет и интересов частного капитала. Если в первых трех случаях можно констатировать явное предпочтение администрацией Владимира Путина иностранного капитала в России внутреннему, то слияние "Газпрома" и "Роснефти", конечной целью которого является получение государством 51% акций "Газпрома" в формальную собственность,— свидетельство предпочтения государственного капитала частному. По сути, обмен призван закрепить невозможность потери акционерного контроля государства в "Газпроме", невозможность приватизации, то есть разгосударствления, газовой монополии России.
И то, что в ходе мегаслияния ("Роснефть" оценивается в сделке в 10,7% акций "Газпрома", то есть порядка $7 млрд) уже обнаружился крупный скандал в администрации президента (председатель совета директоров "Газпрома", руководитель администрации президента Дмитрий Медведев и его заместитель Игорь Сечин, председатель совета директоров "Роснефти", лоббируют разные схемы слияния, из которых следуют разные схемы контроля над финансовыми потоками "Газпрома" и части "Роснефти"), неудивительно. Ориентация государства на государственный капитал в крупных проектах в России основана не на экономических, а на политических предпочтениях. После дела ЮКОСа, дела Березовского, дела Гусинского, дела Голдовского власть вынуждена считать и Вагита Алекперова, и Владимира Потанина, и в какой-то степени Алексея Миллера и Сергея Богданчикова нынешними или будущими нарушителями политической монополии Владимира Путина и его коллег. А руководство E.ON, ConocoPhillips, Siemens такими по определению не являются.
Вряд ли следует считать официальным курсом государства в экономике России скорейшее замещение частных российских владельцев иностранными инвесторами и госкомпаниями. Но фобии Кремля и его деловая практика не оставляют возможности для других сценариев. Российские игроки на рынке слияний и поглощений в России дискриминируются по политическому принципу, а неравноправная их конкуренция с государственными компаниями и опасность вмешательства в бизнес государства делают их на этом рынке мишенями для иностранных игроков. Нынешняя распродажа российских активов, которая, судя по всему, только началась осенью 2004 года, ведется по сравнительно низким ценам. Размер дисконта и отдаленные последствия распродажи целиком и полностью на совести власти. Вряд ли стоит упрекать негосударственных героев — соавторов рекордных сделок осени 2004 года в том, что они не захотели повременить с ними. Бизнес есть бизнес, даже в таких условиях.
ДМИТРИЙ БУТРИН