Ускорение инфляции в этом году стало главным глобальным трендом — повышение цен затронуло почти все крупные экономики, как развитые, так и развивающиеся. Препятствия со стороны предложения могут быть сняты уже в следующем году, но если ранее стабильно низкая инфляция позволяла раз за разом прибегать к монетарной поддержке, то теперь у такого стимулирования появилось весомое ограничение, считает корреспондент отдела экономики Татьяна Едовина.
В минувшем году потребители всего мира расставались со сбережениями слишком легко
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
В минувшем году потребители всего мира расставались со сбережениями слишком легко
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
После кризиса 2008–2009 годов ведущие центробанки резко снизили ставки и влили в рынок рекордные объемы ликвидности в рамках программ количественного смягчения, однако восстановительный рост цен оказался тогда лишь временным — крайне низкие уровни инфляции стали нормой как в Европе, так и в США, в развивающихся странах политика таргетирования инфляции также позволила побороть двузначный рост цен. Под конец нулевых эксперты стали говорить о низких процентных ставках при низких уровнях инфляции как новой долгосрочной норме, и тому находились объяснения — старение населения (и изменение потребительских паттернов), цифровизация (через снижение издержек) и другие факторы.
В ответ на риски экономического спада во время пандемии центробанки вновь нарастили монетарную поддержку — предполагалось, что временный кризис потребует таких же временных компенсирующих мер, к тому же на фоне действия локдаунов усилились риски дефляции, а не инфляции.
Разворот этого тренда наметился после снятия ограничений, компании столкнулись не только с кратным увеличением стоимости фрахта, но и с нехваткой мощностей. В итоге к этому ноябрю инфляция в США повысилась до 6,8% — максимума с 1982 года, а в зоне евро прирост ускорился до 4,9% (тогда как год назад, напротив, наблюдалось падение цен на минус 0,3%). В развивающихся странах инфляция также выросла и преимущественно уже привела к ужесточению монетарной политики (исключением стали страны Юго-Восточной Азии — их в меньшей степени затронули проблемы с поставками).
Ключевым фактором повышения цен стали колебания спроса — там, где ограничения были более выраженными, отложенный спрос оказался наиболее существенным.
По данным Международной организации труда, в 2020 году общемировой объем рабочего времени сократился на 8,9%, что эквивалентно полному рабочему времени 255 млн работников, таким образом, потери рабочего времени в 2020 году были примерно в четыре раза больше, чем в ходе кризиса 2008–2009 годов. Нарушения в логистических цепочках также оказались значимым фактором увеличения как сроков поставок, так и транспортных издержек — из-за сбитых графиков движения судов возник и дефицит контейнеров. Локальный спрос при этом продолжал расти и при пустующих складах, что привело, в частности, к резкому повышению стоимости автомобилей, комплектующих, чипов. В странах, зависящих от импорта энергоресурсов, важным фактором роста цен стало и повышение стоимости энергоносителей — стоимость нефти марки Brent уже приблизилась к $80 за баррель, в полной мере отыграв коррекцию прошлого года, нехватка газа в Европе также сказалась на резком росте его стоимости.
Влияние наиболее выраженных ограничений спадет к середине 2022 года — таков усредненный прогноз аналитиков, а на горизонте года-полутора появятся и новые производственные мощности.
Однако если изначально влияние этих факторов казалось лишь временным, что позволяло ФРС США отложить сворачивание количественного смягчения до ноября этого года, то теперь сдвинулись и долгосрочные прогнозы. Это означает новый цикл глобального монетарного ужесточения — впервые со времени финансового кризиса центробанки не ждут, что инфляция будет стабильно не дотягивать до таргетов.
И этот цикл, в который впервые за долгое время инфляция не будет тем, что в теории есть, но на самом деле, по крайней мере в развитых странах, можно почти не беспокоиться, всем еще предстоит прожить.
