Издательство Ad Marginem продолжает собирать литературную коллекцию социальных типажей. Что-то вроде фотографической подборки "Типы конца XX — начала XXI века", только вместо подписей — по роману. Взглянуть действительно любопытно, читать — не всегда. Потому как эти ожившие фотографии пока только восклицают: "Вот он я какой!" На более сложные действия, например занимательную фабулу, оригинальность стиля, они пока не запрограммированы. Возможно, в лаборатории Ad Marginem пока не хватает мощностей для производства более сложной продукции.
Но, во всяком случае, в том, что у нас должен быть свой российский аналог взбунтовавшегося яппи из романов Чака Паланика и Ирвина Уэлша, издатели уверены. Вторую попытку изобразить такового предпринял Владимир Спектр: вслед за романом "Face-контроль" вышла его новая книга "Наезд". Обычно в западных образцах, на которые открыто ориентируется Спектр, героя по ходу действия либо "упаковывают" (например, персонаж "Trainspotting" из наркоманов вдруг выходит "в люди"), либо "распаковывают" (герой "Бойцовского клуба" старательно "выбивает" из себя все признаки благополучия). Впрочем, и от того, и от другого действия должно остаться очень неприятное ощущение. В "Наезде" осуществляется второй сценарий: здесь "распаковывают" главного героя — московского рекламщика Володю. Для начала Володе дают вдоволь нахвастаться своей уютно и нахально устроенной, словно-сошедшей-со-страниц-глянцевого-журнала жизнью. Главный Володин козырь — его тщательно выпестованный "эстетический радикализм". "Корпорации формируют наши вкусы, они указывают нам одежду, которую следует носить, женщин, которых можно любить, еду, которую надо поглощать, места, где стоит бывать" — таких с зевотой промямленных максим в романе великое множество. Герой, чередуя повествование с рекламными паузами, рассказывает и про одежду, и про еду, и про женщин, и даже про мужчин. Изображая, что ему все это уже очень надоело и насколько ему хочется быть не как все, он одновременно игриво намекает, что готов бы еще "помучиться". Володя, надо сказать, наверняка подружился бы с другим "новорусским" персонажем — Сашей из "Рубашки" Гришковца. Вместе они с удовольствием погрустили бы о недостатке настоящей любви в этом искусственном мире. "Наезд" во многом напоминает "Рубашку". Было бы хорошо сказать, что Спектр — это подперченный Гришковец, но не будем грешить против правды: это скорее Гришковец подпорченный.Можно легко догадаться, что будет с Володей дальше. И в рекламной среде не редки наезды и разборки: не успевает герой как следует нажаловаться, как конкуренты обеспечивают его полнейшей свободой от таких надоевших "одежды, мест, еды и женщин". Пожалуй, самая проникновенная сцена в романе, когда разорившийся Володя на метро едет в любимый ресторан — хоть меню в руках подержать. Тут как раз и проявляется главное отличие наших "гламорам" от западных: у них эта буржуазная волынка действительно надолго — отсюда и протест. А вот у нас, видимо, только до последней капли нефти. Поэтому все красование и "эстетический радикализм" героя кажутся уж очень надуманными. Как говорится в анекдоте: "Девушка, вы могли бы полюбить радикала?" — "Ради чего?.."
Другой типаж издательства Ad Marginem — герой трилогии Владимира Козлова. Его постсоветские "Детство", "Отрочество" и "Юность" называются "Гопники", "Школа" и "Варшава". В первых двух романах героем был обычнейший такой паренек из спального района. Теперь ему придан еще один оттенок. Автор поселил героя в Белоруссии — стране, которая как раз решила отмежеваться от России и заделаться хоть и не "второй Швейцарией", но, по крайней мере, "второй Польшей": "Незалежнасть — гэта як божы дар для усих беларусау". "Варшава", взятая в заглавие романа, так и остается лишь символом. Герой туда съездил, и не раз, но только в шоп-тур, как зощенковский персонаж: доехал до станции, водички попил — и обратно. Точно так же он побывал и в Германии. На этот раз персонаж из тех, кого среда не только "заела", но и "пережевала и выплюнула". Герой, студент Минского иняза (скажете, уже неплохо, но вообще-то с тем же успехом он мог бы и в каком-нибудь техникуме учиться), никак не может вписаться в эту самую "независимую" реальность. Пробует работать в турфирме — его только обманывают, посулив заманчивые путешествия. Пробует спекулировать — остается внакладе. Даже такое интеллигентное занятие, как перевод детективов, оказывается, испорчено духом коммерции: студентам раздают "по куску", в результате Мишель оказывается то героем, то героиней.
Тут уж не до индивидуальности — живым бы остаться. А такой герой как раз и нужен в издательский "типажный" проект: никаких авторских отступлений, никакой рефлексии и, не дай бог, оценки. Задача — чтобы читатель забыл, что это писатель пишет, а потом за гонораром приходит. От главного персонажа требуются только глаза и уши, чтобы с его помощью заглянуть в реальную жизнь. Вообще-то мы тоже такого героя ждем. И даже готовы принять его со всей его простецкостью и примитивностью речи. Но все же хоть какой-то фильтр для транслируемой через него реальности нужен. И хоть что-то этот герой должен уметь, к примеру смешить — пусть не до колик, как зощенковский обыватель, но хоть чуть-чуть.
Владимир Спектр. Наезд. М.: Ad Marginem, 2004
Владимир Козлов. Варшава. М.: Ad Marginem, 2004