О популяризаторах знаний в сфере искусства, влиянию времени на оценки произведений и художников, а также, что нового искусствоведы увидели в творчестве Ильи Репина при подготовке его выставки, «Ъ-Науке» рассказала гендиректор Третьяковской галереи, искусствовед Зельфира Трегулова.
Гендиректор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова
Фото: Юрий Стрелец, Коммерсантъ
Гендиректор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова
Фото: Юрий Стрелец, Коммерсантъ
— Тема популяризации знаний в различных областях, в том числе и в сфере образовательного искусства. Третьяковская галерея тоже столкнулась с этим явлением, когда были запрещены частные экскурсии?
— Запрет (частных.— «Ъ-Наука») экскурсий — это не борьба с популяризацией. Вы же ездите в Европу? Видите, как там устроено, когда вы можете приехать в музей со своим гидом, который доктор наук. Да, есть люди, которые ездят в сопровождении. Но все равно они каждый раз берут еще и гида из музея, который посещает, потому что таковы правила. И мы сейчас не будем возвращаться к этому вопросу…
— Если говорить о популяризации в художественной сфере, то скажите о вашем отношении к многочисленным онлайн-школам искусств, которые сейчас тоже очень популярны. Зачастую их открывают люди, которые не имеют никакого отношения к искусству, и у профессионального сообщества возникают вопросы к качеству контента. На ваш взгляд, есть в этом проблема или пусть люди интересуются?
— Речь идет об уровне профессионализма и талантливости тех людей, которые этим занимаются. Есть примеры, когда об искусстве совершенно блестяще пишут авторы без искусствоведческого образования. Один из самых ярких сегодня ученых Третьяковской галереи — это Ирина Анатольевна Вакар (исследователь, куратор, эксперт живописи русского авангарда, старший научный сотрудник Третьяковской галереи.— «Ъ-Наука»), она закончила театроведческий факультет РАТИ. Я как профессиональный искусствовед, который закончил МГУ, недавно говорила с ректором МГУ Виктором Садовничим, что можно сделать, чтобы преподавание истории искусств в МГУ как в «цитадели знания» в столице (не будем забывать и о СПбГУ) было более ярким, современным и отвечающим требованиям сегодняшнего дня. Не вижу ничего плохого в том, что люди, которые занимались в своей жизни чем-то, а потом поняли, что их призвание — читать книги по искусству, ходить в музеи и рассказывать другим людям о своих впечатлениях и выводах на основе изучения. У нас большое количество источников информации в интернете.
— А проблема качества информации?
— Не только качества, но и достоверности. Я не готова давать рецепты, как решать эту проблему по качеству и достоверности. У меня есть одна особенность: я вижу проблему во всех сложностях ее типа. Я не выбираю между черным и белым. Огромное количество людей интересуются искусством, они начинают его понимать, хотят изучать — я их прекрасно понимаю! Я сама выбрала эту профессию (искусствоведа.— «Ъ-Наука»), будучи незрелым человеком, и ни на одну минуту в ней не разочаровывалась.
Вопрос, конечно, об уровне, качестве. Иногда в погоне за сенсацией опираются на непроверенные сведения. Я сама знаю, сколь велик соблазн, когда открываешь что-то новое и думаешь: «Эврика! Этого никто не видел». А потом уже после тщательного анализа понимаешь, что вывод был достаточно поспешным…
— В искусстве очень важна тема атрибуции. А в знаниях?
— Ой, про это мы вообще не будем говорить, потому что это сегодня очень сложная и очень болезненная тема для всего мира, очень специальная. Я говорю про атрибуцию произведений.
— Я спрашивала про «атрибуцию знаний».
— Этот вопрос был задан впервые около 2 тыс. лет назад, и мы задаем его себе каждый день. На него нет ответа. Опираясь на наш сегодняшний опыт, мы совсем по-новому видим многие явления изобразительного искусства. Приведу вам пример, насколько время и господствующие точки зрения определяют, что именно конкретное поколение видело в искусстве. У нас в 2019 году прошла потрясающая выставка Ильи Репина, которую посетила 601 тыс. зрителей! Сейчас сокращенная версия этой выставки идет с огромным успехом в Париже в Пти-Пале. Билеты на нее уже не достать, особенно в выходные.
В чем же такая причина интереса к Репину? Потому что мы постарались взглянуть на него максимально объективно, отбросив все партийные представления, пристрастия, снобизм, особенно в отношении позднего Репина.
И увидели в нем совсем иное, чем читали десятилетиями в советском искусствознании, которое находилось в орбите определенных представлений, что такое «искусство передвижников». Там подчеркивалось, я процитирую: у передвижников их искусство как форма социального протеста, искусство как критика существующего буржуазного строя.
И это вместо того, чтобы видеть в творчестве передвижников абсолютно русскую идею призыва зрителей совершенствовать себя и общество. Перед ними ставилось зеркало, в котором ты отражался весь со всеми своими грехами, и понимал, сколь ты несовершенен. В основе творчества и Репина, и передвижников в целом лежал пафос показать человеку, как низко он упал, и толкнуть его к самосовершенствованию. Это абсолютно христианская, абсолютно православная идея, на которую в течение всех советских времен закрывали глаза.
Никто никогда в советские годы не писал о том, о чем писали критики сразу после появления картины Репина «Не ждали». Тогда писали, что это парафраз картины А. Иванова «Явление Христа народу» и вариация на тему «Притча о блудном сыне». Сейчас и мы, а не только критики того времени, отчетливо видим это сами. Что вся «народовольческая» серия Репина исполнена и проникнута этими христианскими мотивами, символами и посланиями.
В последнее десятилетие XIX века передвижники сами переродились, став преуспевающими живописцами, академиками, далекими от того, чтобы отражать реальность сегодняшнего дня. Так, все меняется и все трансформируется. Где же истина? Была ли истина у критиков 1880–1890-х, или у советского искусствознания, или мы приблизились к ней хоть бы на сколько-нибудь в рамках той концепции, которую создали для выставки Репина? Это все очень неоднозначно. Но популярность выставки в Париже говорит сама за себя. А ведь Париж очень трудно чем-то удивить.
— Мы сейчас живем в век визуальной коммуникации? Эпоха Гуттенберга закончилась?
— Не считаю, что эпоха Гуттенберга закончилась. Я с удовольствием читаю книги, не мыслю своей жизни без чтения книг. Читать онлайн мне совсем не комфортно.
— Ваша последняя прочитанная книга?
— По работе с упоением прочитала каталог нашей выставки «Отвергнутые шедевры: вызов Павла Третьякова». А для себя — последняя книга Гузель Яхиной «Эшелон на Самарканд». Произвела на меня сложное, пугающее впечатление — мне трудно читать о несчастьях, которые происходят с детьми. Но это сильная книга.