Меловой круг для Чехова

"Чайка" в постановке Арпада Шиллинга

фестивальтеатр


Одним из главных событий завершившегося в Словакии фестиваля "Театральная Нитра" (Ъ писал о нем вчера) стал спектакль венгерского режиссера Арпада Шиллинга "Чайка". Чеховская постановка, в которой нет ни декораций, ни костюмов, показалась РОМАНУ Ъ-ДОЛЖАНСКОМУ и традиционной, и новаторской одновременно.
       30-летний Арпад Шиллинг из Будапешта принадлежит к той самой "новой волне" европейской режиссуры, которая громко заявила о себе в конце 90-х годов. Господин Шиллинг, возглавляющий театр "Кретакор" (что означает "меловой круг") представительствует от Венгрии в компании немца Томаса Остермайера, поляков Гжегожа Яжины и Кшиштофа Варликовского, литовца Оскараса Коршуноваса, латыша Алвиса Херманиса, украинца Андрея Жолдака. Разного у этих режиссеров больше, чем общего, но Арпад Шиллинг, по свидетельству критиков, отличается от прочих еще и тем, что все его спектакли разительно отличаются друг от друга. Молодой венгерский режиссер пробует работать в разных стилях, не пытаясь приспособить все пьесы под какую-то единую "любимую мысль".
       Про "Чайку" заранее было известно, что Чехова венгры играют без декораций и без костюмов. Не в том смысле, что нагишом. Просто актеры "Кретакора" выходят к публике в своей сегодняшней, повседневной одежде: в чем ехали из дома на спектакль, в том и появились перед зрителями. Так что неудивительно, что в долговязом молодом человеке в плащике и самой обычной девушке, сидевших на стульях в первом ряду, заранее никто не опознал Медведенко и Машу, которые ведут первый диалог "Чайки". И как только они заговорили, начался спектакль. В нем почти нет театрального света — в Нитре "Чайку" играли в одном из залов местного музея, включая и выключая обычные люстры, а вообще-то Арпад Шиллинг готов приспосабливать под спектакль любые помещения. И сцены как таковой тоже нет: зрительские ряды с трех сторон окружают квадрат пола размером с комнату, на котором все и случается.
       С четвертой стороны площадки оказались окно и дверь на балкон, которые режиссер, естественно, не преминул обыграть. Но, по его собственному признанию, обошелся бы и просто дверью. В его "Чайке" фактура и стиль окружающего пространства мало что значат. Но те знаковые детали, которые наличествуют, весьма выразительны. Например, убитая чайка, которую мы не видим — ее приносят в полиэтиленовом пакете, из которого сыпятся перья. Или скрипка, на которой играет Треплев. Стоит ему в четвертом акте войти с инструментом в руке, как персонажи разбегаются по одному: видимо, нет сил слушать игру Константина. Позже, когда герой должен совершить самоубийство, он просто разбивает ногой инструмент на щепки и уходит. А за закрытыми дверями слышатся аплодисменты.
       В спектакле немало острых, почти гротесковых решений, в основном связанных с ролью Аркадиной, и немало точных психологических нюансов у каждого из актеров. Вкратце можно сказать, что чеховская история выглядит небанальной, но очень реальной, понятной и современной. В венгерской "Чайке" мало романтизма и тоски по творчеству, совершенно нет дешевой сентиментальности, но много смешной и ироничной правды о чеховских персонажах. (Название "Меловой круг" не случайно напоминает о Брехте.) Сами по себе такие похвалы мало что значат: даже в самых старомодных и тоскливых чеховских постановках встречаются неожиданные частности и свежие интонации на заезженных репликах. Равно как и мало что объясняет приближение персонажей к зрителю на расстояние вытянутой руки. В конце концов, интимность атмосферы со зрителем и короткие, "домашние" взаимоотношения с залом на чеховском материале успели опробовать многие режиссеры.
       Но в подходе Арпада Шиллинга к Чехову есть настоящая методологическая смелость. Кстати, перед началом спектакля не узнаваемые публикой актеры ходят по фойе. Ясно, что для зрителей прием незаметен, и оценить его можно только при повторном визите в театр, а вот для актеров смешаться с публикой важно. Дело в том, что господин Шиллинг доверяет автору едва ли не больше, чем все современные режиссеры. Потому как он исходит из того, что для исполнения чеховских пьес актеры не должны "перевоплощаться", не должны воображать себя помещиками, управляющими, докторами и писателями, хоть бы и не из позапрошлого века, а из сегодняшней реальности. Все, что есть в персонаже, каждый может найти и в себе. В сей уверенности нет неумного плебейского задора: мол, Чехова может сыграть каждый. Но есть убежденность в универсальности характеров и мотивов, описанных русским классиком.
       Поначалу может показаться, что в простоте этой "Чайки" есть какая-то ущербность. И лишь потом понимаешь, что мнимая скромность приема свидетельствует о взыскательной изощренности режиссера. Вообще, неброский на вид венгерский спектакль обнаруживает нешуточную внутреннюю власть над зрителем. В него "попадаешься", как в западню. Не случайно ведь Арпад Шиллинг придумал такой финал — мебель, которую несчастный Константин сдвигает к двери, чтобы никто не помешал его последней встрече с Ниной Заречной, так и остается в единственном проходе между рядами, и чтобы покинуть зал, зрители собственноручно должны разобрать баррикаду.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...