гастроли современный танец
В Москву на двухдневные гастроли приезжает старейшая израильская труппа Batsheva Dance Company. С ее жизнью и репертуаром ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА ознакомилась в Тель-Авиве.
Современный танец возник в Израиле до создания самого государства: еще в 30-е годы немецкая экспрессионистка Гертруда Краус приобщила еврейских колонистов к авангарду европейской хореографической мысли. 40 лет назад за танцевальное просвещение израильтян взялись американцы — миллионерша Вирсавия Ротшильд уговорила родоначальницу американского модерна Марту Грэхем создать в Тель-Авиве профессиональную труппу. Новорожденную компанию нарекли по имени великодушной меценатки ("Вирсавия" на иврите звучит как "Батшева"), а знаменитая хореографиня честно трудилась в труппе полные два сезона, да и впоследствии не оставляла ее без внимания. В 90-м году "Батшеву" возглавил израильтянин Охад Нахарин — блуждающая звезда современного балета, чьи постановки шли нарасхват в самых продвинутых европейских и американских труппах.
Звездный хореограф оказался возмутителем спокойствия: балет стал предметом яростных дискуссий в кнессете. Хасиды-депутаты требовали прекратить осквернение святынь — Охад Нахарин мог запросто устроить сценический стриптиз на темы религиозных песнопений. Его волновала лишь профессия: шантажируя власти собственным отъездом, он добился постройки роскошной базы в Культурном центре Сюзанны Делаль — 400 квадратных метров репетиционного зала позволяли осуществлять любые хореографические фантазии. Для пополнения труппы создал молодежную группу "Батшева-ансамбль" (туда набирают танцовщиков от 18 до 23 лет) — компанию с отдельным репертуаром и напряженным гастрольным графиком. Современный танец стал израильской повседневностью: молодняк "Батшевы" зачастил с выступлениями в школы и институты, техника танца стала обязательным предметом в гуманитарных колледжах, а мамы с малолетними детьми стали частыми посетителями открытых представлений в знаменитом на всю страну репетиционном зале. Среди таких мамаш оказалась и я.
Интерактивный спектакль Охада Нахарина "Количество" совсем не похож на детский утренник. Ни хореограф, ни его артисты не делают скидок на возраст, решая проблемы самоидентификации, одиночества, исследуя природу агрессивности и способы коммуникаций. Зрителей усаживают по периметру зала вместе в танцовщиками, и можно вволю разглядывать их: тощих и пухленьких, оливковых и молочно-белых, парней с дредами до плеч и наголо бритых девчонок. Объединял их лишь особый, погруженный в себя взгляд и волны напряжения — особо яростного по контрасту с полной неподвижностью.
Движение рухнуло как обвал: с места срывается стриженая арабка и в своем крошечном неистовом соло успевает наломать пластических дров, разнеся в щепки классический модерн современным брейком. В защиту alma mater выступают ее однолетки — их массовый уравновешенный танец отсылает к экзерсису Марты Грэхем: смены ракурсов обозначают перемену психологических состояний, паузы призывают к самоуглублению, крошечные жесты подтверждают могущество пластического минимализма. А дальше понеслась сущая чехарда — стилей, темпов, характеров, жанров. Бритая девица недобитым червем ползла на спине через весь зал, и корчащиеся пальцы ее ног говорили о страдании больше, чем патетические монологи какого-нибудь советского Спартака. Не обращая на нее никакого внимания, двое парней с чаплинской ловкостью и скоростью немого кино пожирали невидимый обед. Отчаянная девчонка, выворачивая руки и балансируя на подламывающихся ногах, звала неведомого Мойшу — то ли бросившего ее любовника, то ли пророка Моисея. Среди пародийного массового поп-танца на несколько секунд возникал заторможенный любовный эпизод: распластавшийся на полу парень ловил поцелуями пятку своей танцующей возлюбленной.
Агрессивное хип-хоповое буйство сменялось массовой медитацией: танцовщики шли вдоль рядов зрителей, беря каждого за руку и подолгу заглядывая в глаза — если подопытному удавалось побороть смущение, возникало весьма отрадное чувство взаимопонимания и общности. Развивая успех, публику заманивали в центр зала — там, по-прежнему гипнотизируя поощряющим взглядом, артисты предлагали своим жертвам повторить сначала позу, потом череду поз. Обласканные зрители расслаблялись до того, что принимались самозабвенно импровизировать — я и сама проделала парочку весьма патетичных выпадов и жестов. Однако хореограф Нахарин, сын психотерапевта, слишком искушен в психологии, чтобы заканчивать спектакль на высокой ноте всеобщего братства: чтобы у зрителей не осталось чувства неловкости от столь внезапного саморазоблачения, он усаживает их на место и развлекает лихим плясом с физкультурной пирамидой в финале.
Смена психологических состояний, умение едва ли не балаганным жестом прервать звучание патетической ноты, соединение самоиронии и какой-то бешеной, неевропейской энергетики — все это производит чрезвычайно сильное впечатление. Охад Нахарин и его "Батшева" — частые гости мировых столиц, но в Москву они приедут впервые. Привезут "Анафазу" — культовый спектакль, поставленный хореографом к 30-летию труппы. Однако как это будет воспринято здесь, предсказать трудно. Сидя в подчеркнуто рабочем репетиционном зале Центра Сюзанны Делаль, я вспоминала, что в Москве "Батшеве" предстоит выступать в концертном зале "Россия", чье эстрадно-номенклатурное устройство принципиально противоположно поэтике хореографа. Да и публика в России относится к балету более, что ли, потребительски — она отнюдь не готова к детски открытому взаимодействию с танцем.