Идеи экспансии национального капитала на мировые рынки появляются непрерывно. Мир уже пережил нашествие арабских капиталов в США, попытки китайской экспансии в Европу и Африку, бум латиноамериканских инвестиций в Северную Америку, более или менее успешные попытки советских "совзагранбанкиров" по созданию бизнес-империй в Скандинавии, повсеместное появление индийских инвесторов. То, что через 12 лет после либерализации экономики России и открытия доступа на внутренний рынок прямым иностранным инвестициям появляются идеи "русской экспансии на Запад", вполне естественно. Странно было бы предполагать, что Россия, граждан которой в последнее время можно встретить в любой точке мира, навсегда останется глобальным импортером западных денег. Да и о чем говорить, когда даже чисто частный, для удовольствия, проект Романа Абрамовича по приобретению Chelsea, по сути, превратился в инвестицию в имидж страны, крупнейшую со времен Олимпиады-80 и Игр доброй воли? В отличие от сырьевых денег исламского мира и Китая, русские деньги в Европе ждут с минимальным предубеждением.
К тому же момент, в который появились идеи о новом русском походе на Европу, не случаен. Избыток капитала в России, целиком и полностью основанный на благоприятнейшей за последние 20 лет ценовой конъюнктуре, очевидно, не может быть освоен внутри страны. На то есть десятки причин — от инфраструктурных до криминальных, причем последняя едва ли не самая важная: смешно было бы, читая сводки боевых действий между Генпрокуратурой и ЮКОСом, ожидать, что при прочих равных условиях предприниматель, заработавший $50 млн, предпочтет купить завод в Рязани, а не в Ганновере.Обе мотивации — и экспорт капитала, который можно было определить как "бегство из России", и инвестиции в необходимые для развития западные активы — практически неразличимы с точки зрения официальной статистики. Однако в последнее время их стало более или менее возможно различать по тому, кто именно планирует стратегическую инвестицию на Запад. С точки зрения владельцев бизнеса, соображения "как сохранить" являются в целом преобладающими: IPO на Западе рассматривается ими в основном как один из шагов в реализации плана "обналичивания" контролируемой компании, выхода из бизнеса и создания новых личных проектов, менее опасных, чем российское предпринимательство. С точки зрения наемного менеджмента, который в последнее время все чаще говорит о необходимости снятия барьеров на пути экспорта российского капитала, и IPO, и покупка западных активов — лишь этап в развитии российской компании под их управлением.
На фоне явной усталости от бизнеса у значительной части совладельцев российских компаний взгляды "нового менеджмента" на происходящее в экономике страны гораздо более агрессивны и далеки от классического либерализма. Это мировоззрение можно описать как "российский экономический империализм", и довольно часто с легкой руки Анатолия Чубайса, провозгласившего курс на "либеральную империю", его так и именуют. Там, где собственники бизнеса видят проблемы, менеджеры говорят о возможностях для развития. Так, например, на тезис о сложности интеграции западной компании в российский холдинг и пропасти, которая лежит между неустоявшейся российской деловой культурой и западной, формировавшейся десятилетиями, они отвечают просто. Западная Европа, с их точки зрения, накопила в своей деловой культуре огромное количество идейного мусора, который, собственно, и делает ее мишенью для внешней агрессии. Во многом это выглядит буквально как хулиганские намерения по отношению к Европе: по крайней мере, пиетета к тому, что создавал европейский бизнес в течение последних 200 лет, у российских менеджеров не наблюдается.
Стройная система создания социальной иерархии в деловой среде на Западе, с их точки зрения, не делает ничего, кроме отрицательной селекции кадров, и результатом этого является стремительное старение и безынициативность пятидесятилетних руководителей корпоративной Европы. Собственный пятнадцатилетний опыт бизнеса за восточной границе Евросоюза они считают на порядок более ценным, нежели MBA, полученный выпускником престижного европейского университета. Не будем уже говорить и об агрессивном патриотизме этого социального слоя, об иных карьерных ценностях, об иных представлениях об успехе. Если эта тенденция продолжится, то от основателей российского бизнеса они будут отличаться так же решительно, как китайский менеджер отличается от немецкого.
Несмотря на то что собственниками бизнеса, по крайней мере крупными, российские менеджеры не являются, интересы и инициативы этой группы сложно игнорировать. Тем более что глобализация российского бизнеса — процесс практически неизбежный, учитывая, что экспорт капитала из России основывается на фундаментальных факторах — в любом случае будет осуществляться их руками. Насколько успешным может быть "русский поход в Европу" по их сценариям? В любом случае ответ на этот вопрос мы будем знать уже через несколько лет: история подобных походов обычно занимает не более десятилетия.