«В Россию ни под каким видом не впускать»

45 лет назад, 18 декабря 1976 года, генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев получил главный подарок к своему 70-летию — состоялся обмен арестованного в Чили главы компартии Луиса Корвалана на противника советской власти В. К. Буковского. В тот момент никто не вспомнил о том, что Владимира Буковского уже выдворяли за пределы страны с категорическим запретом на возвращение. Но двумя веками ранее. И не диссидента, а православного епископа.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Сошел в Польшу»

По произведенному на духовное начальство сильнейшему воздействию прибытие в Москву епископа Владимира Буковского было сравнимо с ужасом, охватывавшим крестьян при появлении голодного медведя-шатуна в деревне. Хотя, казалось бы, никакого повода для треволнений вовсе не существовало. Буковский в начале 1758 года прибыл в Россию с той же целью, что и двенадцатью годами ранее, в 1746 году,— для сбора пожертвований в пользу угнетаемых турками православных, их храмов и монастырей.

Причем добрался он до Первопрестольной совершенно законно, предъявляя по достижении российских границ и по пути далее паспорт, выданный ему в Константинополе русским резидентом (послом) в Османской империи статским советником А. М. Обресковым. Но в Московской Синодальной Конторе все-таки нашли зацепку для ограничения ему свободы передвижения.

В документах, которые имел при себе епископ Буковский, как докладывали чины конторы, «не малые розни оказались». А после его допроса утверждали, что в вопросе о его подданстве не все ясно:

«О бывших его происхождениях оказуются быть сумнительства».

В некоторой степени это соответствовало действительности. Года своего рождения, как и многие тогдашние люди простого происхождения, Буковский точно не знал.

«Отец у него,— говорилось в доношении (донесении) Московской Синодальной Конторы в Святейший Правительствующий Синод от 6 апреля 1758 года,— Станислав Буковский имел мастерство шорное, от коего и пропитание получал, а мать Ирина; оба были (как де он, Владимир, от них, в малолетстве своем будучи, слыхал) по природе Белорусцы, веры греческого исповедания, от рождения жили они в Литовских городах — Витебске и Полоцке, а из-за Польской границы отец его и мать в давних годах выехали в Россию, для поселения в городе Смоленске, где от них и он, Владимир рожден и, по рождении крещен в веру греческого ж исповедания».

После смерти родителей Буковский отправился посмотреть мир, а с точки зрения российского законодательства — начал бродяжничать и бежал за границу. В том же документе указывалось:

«Владимир сошел в Польшу и, ходя по разным местечкам и городам, обучился российской и польской грамоте и письму и некоторую часть по латыни».

Итогом его первого долгого путешествие стало принятие пострига:

«Монашество воспринял в турецкой области Букарешта в благочестивом Ставропольском монастыре и пострижен в рясофор греческим архиепископом Иоанникием Ставрополием, коим де во иеродиакона и иеромонаха посвящен».

Но в этом монастыре он пробыл всего год. Страсть к перемене мест взяла свое, и Буковский отправился на Афон, где его приняли в монастырь Дионисиат. И здесь он нашел правильный баланс между монашеским служением и своим вошедшим в плоть и кровь нежеланием сидеть на одном месте.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Пройтить было не можно»

«Был де из того монастыря,— констатировалось в доношении Московской Синодальной Конторы,— посылаем в разные места, в том числе в 1746 году во Всероссийскую империю, за милостынею, а по возвращении де из России в показанный монастырь, по общему братскому избранию произведен во игумена».

Успешный опыт братия решила повторить:

«В 1752 году из того монастыря от всего братства послан он в Сербию к святейшему патриарху Афанасию Пекскому с просительным письмом о позволении во области того патриарха у православных христиан просить на возобновление Дионисиатского монастыря милостыни».

Патриарх, как со слов Буковского повествовал документ, не только дал ему письменное разрешение на сбор пожертвований, но и «произвел во архимандрита». И его миссия вновь увенчалась успехом:

«А де по собрании милостыни тем же годом он, Владимир, возвратился, по-прежнему, в Дионисиатский монастырь и, отдав де оную, пошел во Иерусалим, для поклонения гробу Господню и прочим святым местам».

Путешествие в Святую землю продлилось не один год:

«Побыв во Иерусалиме, пошел в Александрию, в Египет и во святую Синайскую гору, в Назарет, в Кану Галилейскую, в гору Фаворскую, в море Тевериак, во Антиохию, и в прочие Палестинские места, даже до Царьграда».

В 1756 году, добравшись до Константинополя, Буковский встретился с русским резидентом Обресковым. Человек, обошедший пешком такое количество турецких провинций и познакомившийся с ситуацией в них не понаслышке, да к тому же свой, православный, был бесценным источником информации о постоянно враждующей с Россией стране. И потому дипломат на протяжении длительного времени «ему, Владимиру, приказал быть при себе». А затем резидент разрешил неугомонному Буковскому снова отправиться в Москву и выдал монаху паспорт, в котором было указано, что его обладатель — российский подданный.

Буковский по обыкновению путешествовал неспешно, от одного святого места к другому. Одной из его целей был город Задар, где он собирался поклониться мощам святого Симеона Богоприимца. Но ветер отнес суденышко, на котором он плыл, к берегам Черногории, где его приняли тамошние иерархи:

«Он явился преосвященным митрополитам Савве и Василию Петровичам, и теми митрополитами принят».

Черногорские владыки оценили способности Буковского к сбору средств и предложили ему возглавить епархию, где умер епископ и которую требовалось воссоздать:

«Он, Владимир, посвящен в том де 756 году во епископа и дана ему от оных митрополитов, за их же подписанием, свидетельствующая архиерейское его произведение грамота».

По данным сербских историков, рукоположение это, как и говорилось в грамоте, данной Буковскому, произошло 30 октября 1756 года. Но добраться до вверенной ему епархии епископ Буковский так и не смог:

«Турки, учиня к Черной Горе приступ, ее окружили, и до архиерейской кафедры пройтить было не можно».

Но теперь новоявленный епископ отправился с разрешения и с грамотой черногорских митрополитов в Москву с хорошо знакомой ему целью — «для просьбы у православных христиан милостыни».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Из России за границу немедленно»

Путь его в Первопрестольную оказался неблизким и долгим. Побывав в Задаре, он отправился в Венецию, а оттуда — в Венгрию. По дороге для облегчения его путешествия ему выдавали документы, подтверждающие его личность. В некоторых из них он значился российским подданным, в других — нет. Не во всех бумагах его именовали и епископом. Ко всему прочему, в документах, данных в Венеции, его со слуха записали не как Владимира Буковского, а как Надира Букорского.

Все это в Московской Синодальной Конторе объявили крайне подозрительным. Епископа Буковского поместили в московский Симонов монастырь с запретом выхода за его пределы и воспретили ему церковное служение. Его допрашивали о том, почему резидент Обресков записал его российским подданным, хотя вполне могли запросить об этом самого дипломата. А главное, в вину Буковскому поставили то, что грамота о его возведении в епископы с точки зрения русских канонов составлена неправильно:

«В данной ему о произведении его Зетских пределов во епископа грамоте которых званием градов во епископа Зетских пределов ни мало не объявлено».

А поскольку список городов, входящих в епархию, отсутствовал, то и само рукоположение Буковского сочли в России незаконным.

Экономическая подоплека этого решения была очевидной.

Епископ разоренной басурманами епархии, да к тому же побывавший в Святой земле и поклонявшийся всем самым значимым христианском святыням на юге Европы, был бы желанным гостем и рассказчиком в вельможных и купеческих домах. А при его опыте сбора милостыни (об этом, кстати, его допрашивали специально) Буковский вполне мог оставить московские монастыри и храмы без значительной части пожертвований от верующих. А ведь он собирался побывать еще и в Санкт-Петербурге.

Для ограничения его свободы существовала и еще одна причина. Священнослужителей его типа именовали тогда «вселенскими монахами». А их российское священноначалие, по сути, считало врагами православия:

«Он, Владимир,— говорилось в том же доношении,— не в должности монашескому чину подобающей, но по большей части в ханжестве и по разным местам бродне жизнь свою провождает, ибо сам он в том своем допросе объявляет, что с начала своего монашеского пострижения ни в котором монастыре должного монашеского житья не имел».

Мало того, история Буковского показывала, что монах, никогда не занимавшийся тяжелыми трудами на благо обители, мог стать епископом. От такого отрицательного, но очень заразительного примера насельников русских монастырей решили оградить, в том числе ограничением свободы Буковскому и отрицанием его епископского сана.

Однако самое большое неприятие, граничащее с ужасом, вызывали воззрения епископа, которые сложились у него в ходе путешествий и общения с христианами разных земель.

Он было попытался их изложить в письмах к архиепископу Новгородскому и Великолукскому Дмитрию (Сеченову), но тот переслал два его обращения в Святейший Синод, где сочли:

«Во оных таковые писаны им термины, каковые на человека, здравый ум имеющего, весьма непохожи».

От опасного вольнодумца решили избавиться как можно скорее. 7 октября 1758 года Святейший Правительствующий Синод заслушал дело Буковского и решил:

«Оного епископа Владимира Буковского, яко неправильно архиерейский сан получившего… и яко же не здешнего подданного, но постороннего и в бродяжничестве и ханжестве пребывающего, Московской Святейшего Синода Конторе отослать в Контору Коллегии Иностранных Дел, дабы он, Буковской, под пристойным присмотром, выслан был из России за границу немедленно».

На Буковского наложили еще одно ограничение:

«Ему, Владимиру, доколе он до провождения до границы в Российской империи быть имеет, как архиерейски действовать, так и епископом себя именовать весьма запрещается».

Не забыли и о главном запрете:

«Да и впредь в Россию ни под каким видом не впускать».

О принятом решении отправили послание сербскому патриарху, но были ли приняты какие-либо действия в отношении Буковского, так и осталось неизвестным. Как неизвестна и его дальнейшая судьба. В списке сербских православных иерархов он продолжает числиться епископом.

Евгений Жирнов