Ирина Левонтина, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник сектора
теоретической семантики Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН
Фото: Из личного архива
Ирина Левонтина, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник сектора
теоретической семантики Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН
Фото: Из личного архива
В последнее время много говорят о судебной лингвистической экспертизе: ведь людей судят за высказывания на основании лингвистических экспертиз, выполненных «лингвистами в штатском», зачастую не имеющими профильного образования. Это и «экстремистские» статьи, и «оправдание терроризма», и «пропаганда наркотиков», и «оскорбление», и «угроза», «чувства верующих» и многое другое. Чтобы защититься от такой «карательной лингвистики», человек может представить в суд альтернативное «заключение специалиста». Гражданские иски о защите чести, достоинства и деловой репутации тоже редко обходятся без лингвистов. Оговорюсь, что речь здесь идет об экспертизе в широком смысле: и о собственно экспертизе (назначается следователем или судом, эксперт заранее предупреждается об уголовной ответственности), и о заключении специалиста, приглашенного одной из сторон.
Пожалуй, поворотным моментом в отношении общества к лингвистической экспертизе стало дело обвиненного по экстремистской статье студента Егора Жукова — пропагандиста ненасильственных форм протеста, который в своих видеороликах доказывал, что мирный протест не только этически привлекательнее, но и эффективнее насильственного (получил три года условно в 2019 году). Именно тогда, когда официальное лингвистическое заключение стало доступно широкой публике, многие люди впервые увидели, на каких шатких основаниях строятся подобные дела, как легко при помощи «лингвистики» сломать человеку жизнь. Так, обвинение было основано, в частности, на фразах типа: «делайте всё, на что вы способны»; «хватайтесь за любые формы протеста». Эксперт утверждал, что «любые» и «всё» предполагают и вооруженный мятеж. Лингвисты разъяснили, что так называемые кванторные слова в естественном языке понимаются по-разному в зависимости от контекста. «Всё» в естественном языке — это не «всё логически возможное», а «всё в рамках определенного круга представлений». Например, когда человек говорит возлюбленной: «Я сделаю для тебя всё!», мы примерно понимаем, что он имеет в виду, и в нейтральном контексте не трактуем это высказывание в том смысле, что человек готов в том числе взорвать соседний дом, чтобы у объекта любви вид из окна стал лучше. Если сказано: «Я буду рад любому подарку», в норме никто не сделает вывод, что человек будет рад, если ему подарят бомбу или дохлую кошку. Лингвистическое сообщество выступило тогда с критикой официальной экспертизы, рецензии специалистов были опубликованы и вызвали большой общественный резонанс.
А вот один из типичных примеров вопроса, который обсуждается в деле о защите чести и достоинства. В таких делах лингвист должен установить, имеется ли в тексте ответчика утверждение о каких-то недостойных действиях истца, которое может быть проверено (именно утверждение — не мнение, не оценка, не интерпретация, не предположение). Это важно, потому что человек должен иметь право на свое мнение, он только не должен делать ложных утверждений о фактах (ну и оскорблять, конечно, не должен, но это отдельный вопрос). И вот в одном из таких дел рассматривается фраза, что истец планирует продать некий общий объект недвижимости по сильно заниженной цене. Истец представляет в суд лингвистическое заключение, в котором специалист отмечает, что слова о занижении цены содержат утверждение о фактах и могут быть проверены на соответствие действительности (при этом сам факт переговоров и предполагаемая цена не оспариваются). В альтернативном заключении специалиста, представленном ответчиком, отмечается, что оценка стоимости объекта — это результат интеллектуальной деятельности, с ним можно соглашаться или не соглашаться, это будут просто разные мнения. Не существует какой-либо цены, зафиксированной как факт, чтобы утверждение о ней можно было проверить с однозначным результатом. Кроме того, во втором заключении обращается внимание на то, что специалист здесь обрывает цитату, а в исходном тексте дальше идут ссылки на страницы сайта агентства недвижимости ЦИАН, где продаются сходные объекты, и цены там гораздо выше. То есть автор текста не просто высказывает мнение, но и аргументирует его.
Второй лингвист опирается здесь на семантические исследования, отмечая, что занижать — типичный интерпретационный предикат. «Интерпретационные глаголы — лексико-семантический класс глаголов, которые сами по себе не обозначают никакого конкретного действия, а служат лишь для оценочной интерпретации другого, вполне конкретного действия, не обязательно физического, представляемого как уже совершенное кем-то; ср. поступать правильно <неправильно>, мешать, содействовать (общая оценка); <…> ошибаться, заблуждаться, преувеличивать, преуменьшать (логическая, или истинностная оценка); выигрывать, проигрывать, оплошать, сплоховать, опростоволоситься (утилитарная оценка)…» (Апресян Ю. Д. Лингвистическая терминология словаря // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первый вып., 2-е изд., испр. / Ю. Д. Апресян, О. Ю. Богуславская, И. Б. Левонтина и др.; под общ. рук. Ю. Д. Апресяна. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999).
И вот судья, среди прочих доказательств, оценивает доводы двух лингвистов и решает, какое заключение для него более убедительно.
Конечно, круг задач, которые решает лингвистическая экспертиза, гораздо шире. Так, есть патентные дела о сходстве наименований до степени смешения. А также дела о неправомерном использовании наименований «Россия», «Российская Федерация» и производных. В частности, много проблем возникает с буквенной последовательностью «рос». Как вы понимаете, она есть и в слове «росинка», и в слове «кроссовка». Если вы думаете, что я шучу, вы ошибаетесь. В похожих случаях людям приходилось звать лингвистов, чтобы попытаться спасти свой товарный знак.
Вообще самое трудное — это привести аргументы в доказательство того, что и так очевидно. Например, когда текст в жанре «вредных советов» надзорный орган воспринимает буквально (как призывы к деструктивному поведению) и запрещает, требует удалить и т. п. Скажем, так было со смешным текстом, который назывался примерно так: «20 способов довести преподавателя». В нем перечислялись типичные примеры некорректного поведения студентов, которые саркастически подавались как рекомендации: звоните преподавателю в 12 ночи, сдавайте курсовую за одну минуту до крайнего срока, списывайте контрольные и т. д. Взрослый человек в норме «считывает» сарказм, у него не возникает идеи понять текст под названием, например, «10 способов испортить себе отпуск» как рекомендацию. Однако доказать, что сарказм — это сарказм, не так уж легко. Тот текст, кстати, пришлось-таки удалить. Со стороны это выглядит даже забавно и напоминает эпизод из «Карнавальной ночи», где Огурцов редактирует выступление клоунов, но людям, оказавшимся в такой ситуации, не до смеха.
Для лингвистической экспертизы могут потребоваться сведения из самых разных областей лингвистики. Бывает, например, что договор составлен так, что какой-то его пункт стороны понимают по-разному, а цена вопроса — много миллионов. А все зависит от одной запятой, и тут не обойтись без сложного пунктуационного анализа. Да чего только не бывает!
Хорошо, что судебная лингвистическая экспертиза наконец стала объектом общественного интереса и попала в поле зрения фундаментальной лингвистики. Надеюсь, это приведет к повышению научного уровня экспертиз.