Вчера московская публика наконец увидела спектакль, хорошо знакомый зрителям Европы. В театре на Таганке показали "Живаго" в постановке Юрия Любимова.
Накануне премьеры, в перерыве между репетициями, Юрий Любимов дал пресс-конференцию, на которой рассказал журналистам о замысле постановки. Композитор Альфред Шнитке давно хотел написать цикл на стихи из романа "Доктор Живаго". Когда немецкие антрепренеры предложили Любимову сделать постановку по этой книге, режиссер решил сделать спектакль музыкальным. Он написал либретто и отвез его в Гамбург, где живет Шнитке.
"В спектаклях Таганки всегда было много музыки, но так много ее еще не было никогда", — сказал Любимов. Здесь есть и сольные партии, и речитативы, и хоры, и церковные песнопения, есть и танцевальные композиции. Однако это не опера и не оратория, а, по словам авторов, "музыкальная притча", и такое определение кажется им исчерпывающим. Самой важной в работе для них была поэзия — Любимов несколько раз с нажимом произнес это слово и конкретизировать что-либо отказался, добавив, что выше поэзии ставит только музыку.
"Живаго" ничуть не похож на вечер воспоминаний о прежней Таганке, и те, кто придут встретиться с прошлым, будут разочарованы. Конечно, почерк Любимова-режиссера безошибочно узнается с первых секунд спектакля, напоминая о когда-то виденных на этой сцене постановках, но "Живаго" не выглядит антологией канонизированных любимовских приемов. Впрочем, этот спектакль наследует традиции таганковских поэтических представлений, в которых режиссер смело шел на свободный монтаж текстов, на столкновение голосов и ритмов: Пастернак дополнен Мандельштамом, Блоком и Пушкиным. Судьба же главного героя обобщается до уровня библейской притчи.
Однако действие держит публику на расстоянии, будто некая сила отталкивания не дает соединиться сцене и залу. Сумрачный, холодный спектакль насупленно отводит глаза от зрителей, чего на Таганке никогда раньше не случалось. Расплывающемуся, растворенному в музыке "поэтическому" повествованию недостает, как ни странно, именно лирической интонации. Нет и того обжигающего, яростного воздействия, желание испытать которое на себе звало на Таганку в прошлом. Театр словно остудили. Возможно, Любимов намеренно выбрал жанр музыкальной притчи, чтобы этот эффект обрел эстетическую значимость, но встреча некогда опального романа и некогда опального театра прошла на удивление бесстрастно. И отличать работу случая от работы времени уже не хочется.
"Мы уже старый театр", — степенно произнес Любимов на пресс-конференции. В будущем году Таганка разменяет четвертый десяток. Отмечать юбилей коллектив намеревается в Париже.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ