Внук Сергея Щукина АНДРЕ-МАРК ДЕЛОК-ФУРКО ответил на вопросы корреспондента Ъ ИРИНЫ Ъ-КУЛИК.
— Еще не так давно вы грозили ГМИИ имени Пушкина и Эрмитажу судебными исками с требованием вернуть вам собрание вашего деда. А теперь вы сами дарите Пушкинскому музею несколько картин из собрания Сергея Щукина. Что заставило вас сменить гнев на милость?
— Я не считаю свои действия непоследовательными. Мы, наследники Сергея Щукина, подняли проблему законности и легальности передачи щукинского собрания российским музеям, и эта проблема до сих пор не решена. Но сейчас, когда я являюсь гостем Пушкинского музея, я не считаю уместным говорить об этом. В любом случае и я, и моя матушка Ирина Щукина всегда были уверены в том, что место коллекции Щукина — в России и уж точно в музее. Сегодня такое собрание просто не может быть собственностью частного лица: никто не смог бы не только, к примеру, застраховать все эти шедевры, но и не сойти с ума, живя среди картин, наполненных такой бешеной энергией. О возвращении коллекции речь никогда не шла. Что же касается полотен, которые я подарил ГМИИ имени Пушкина, то сегодня эти работы имеют только историческую ценность. В силу различных обстоятельств Сергей Щукин уже в эмиграции увлекся творчеством художника Анри ле Фоконье, в свое время довольно известного, но ныне абсолютно забытого. Работы ле Фоконье есть в музеях, но на рынке их ценность весьма низкая. Я посоветовался с моей дочерью, которая является единственной законной наследницей Щукина, и мы решили, что подарить эти вещи, доставшиеся мне от матушки, музею — куда более долговременный вклад, нежели продавать их с аукциона или же держать в нашей весьма скромной квартире. Что же касается того, какому именно музею их отдать, то этот выбор фактически сделала за меня Ирина Антонова. Она написала мне письмо, пригласила меня на празднование юбилея Сергея Щукина.— Вы отказались от вашей идеи вернуть особняк Сергея Щукина в Большом Знаменском переулке и восстановить там собрание Щукина в первоначальном виде?
— Главной мечтой Сергея Ивановича было создать собственный музей. Этот музей даже существовал в краткий промежуток времени — между 1918 и 1928 годом. Главная беда нашей семьи — это утрата этого музея. Конечно, идеально было бы однажды собрать все вещи из собрания Щукина в одном музее, и, наверное, сделать это лучше в Москве, несмотря на все мое уважение к Эрмитажу и к Петербургу, в котором я даже купил квартиру, поскольку для парижанина этот город все же подходит больше. Но идея вернуть коллекцию Щукина в особняк в Большом Знаменском переулке нереальна. Я, конечно, не искусствовед, а скорее арт-менеджер, но я как-никак являюсь директором музея — Национального центра графических изображений и комиксов в Ангулеме, а до этого был директором Парижской синематеки. Так что я понимаю, какой это бред — требовать возвращения коллекции из 258 произведений, включая такие монументальные работы, как "Танец" и "Музыка" Анри Матисса, в здание, которое совершенно для этого не приспособлено. Но мне кажется, что если бы коллекция Сергея Щукина была выставлена в одном музее, а коллекция Морозова — в другом, так было бы лучше для всех. У этих собраний совершенно разный дух. Следует по-настоящему увидеть все тонкие различия выбора этих двух идеальных собирателей, оценить не только шедевры импрессионистов, но и выбор того или иного коллекционера. Проект Сергея Щукина был эмоциональным, личностным, страстным — он покупал по наитию, по зову сердца. А Иван Морозов стремился создать объективный образ искусства своего времени, не только французского, но и российского. Это был рациональный отбор, сделанный при помощи специальной комиссии, которая следила за тем, чтобы каждый из великих художников был представлен равным количеством работ.
— То есть Сергей Щукин сам действовал как художник, а его коллекция — не просто собрание шедевров, но и его личное кураторское произведение?
— В истории искусства время от времени возникают идеальные пары: издатель и литератор, продюсер и режиссер, меценат и капельмейстер и, конечно же, галерист или собиратель и художник. Искусство, творчество — это не потеха, а крайне тяжелая вещь. Знаменитая французская писательница госпожа де Сталь как-то весьма тонко заметила, что слава — это торжественные похороны счастья. Творческому человеку очень важно иметь поддержку кого-то, кто, не являясь художником, может оценить и одобрить то, что он делает. Сына Анри Матисса, Пьера, как-то спросили: "Смог бы ваш отец написать 'Танец', если бы не было Щукина?" И Пьер Матисс, который был профессиональным галеристом, одним из ведущих в Америке, ответил: "А кто кроме Щукина мог бы ему такое заказать?"