— Давайте поговорим о вашем новом альбоме — "Abattoir Blues / The Lyre of Orpheus".
— Для этой пластинки мы репетировали пару дней, это редкий случай, обычно The Bad Seeds очень сложно собрать на репетицию, все такие занятые. Уж не знаю, гордиться этим или нет, но в принципе мы можем обойтись без репетиций, мы очень хорошо понимаем друг друга. Я даже нахожу особую красоту нашей музыки в том, что записи звучат так, будто это не отрепетированный материал. Музыка для меня — нечто физическое, материальное. Например, наш скрипач Уоррен Эллис решил использовать новый инструмент — ирландский базуки. Он подключил к нему звукосниматель и пропустил звук через усилитель. Вместе с гитарой этот инструмент дал необычайно тяжелый, но в то же время очень деревянный, "перкуссионный" звук, который я никогда не слышал до этого.— Уоррен Эллис приезжал недавно в Москву со своей группой Dirty Three. Это был очень горячий концерт, он бегал со скрипкой как угорелый по сцене, творил черт знает что. Я знаю, что он приедет и сейчас, вместе с вашим камерным составом. В рамках этого бэнда он ведет себя поспокойнее?
— На концертах этого моего "камерного" состава может происходить что угодно. Я даже не знаю, что моя группа будет исполнять и как. И в этом заключается смысл — играть в зависимости от настроения. Мой маленький бэнд мобильнее The Bad Seeds, в которых больше ограничений просто потому, что больше участников, мы как бы сами себя запираем в определенную форму. А с маленькой группой мы можем в один вечер сыграть песню деликатно и камерно, а на следующий вечер исполнить ее же очень агрессивно.
— Можно ли с вашей точки зрения говорить о присутствии панковского настроения на "Abattoir Blues"?
— Ну, ничего такого я там не вижу. Некоторые песни получились более взрывными, более агрессивными — отлично! Но слово "панковский" мне сегодня нравится гораздо меньше, чем слово "мощный". Я же смотрю телевизор, слушаю весь этот новый "как-бы-панк-рок", и я думаю: "Вот дерьмо!" Сейчас этот термин означает какой-то разбавленный, отравленный, ослабленный рок-н-ролл, а не то, что я привык считать панком.
— Думаете, сейчас реально придумать что-либо новое в рок-музыке?
— Стремиться отличаться от других нужно в любом случае. Сейчас же ведь вся музыка унифицирована, все делается в компьютере. Боссы рекорд-компаний даже настаивают, чтобы все пропускалось через компьютер. Есть там лажа или даже нет ее, все все равно вбивается в машину, сжимается, компрессируется, шлифуется. Молодые группы готовы к тому, что можно сыграть как угодно плохо — компьютерщики все поправят. Ты пишешь музыку начерно, а потом приходишь в студию и слышишь "улучшенную" версию и порой просто не узнаешь свои песни. Рок-музыка не должна быть дезинфицированной, дистиллированной, в ней должны быть "левые" ноты, должны быть ошибки. Слава богу, на моем лейбле, Mute Records, это понимают. Здесь все по старинке. Здесь верят музыкантам, а не машинам. А вот с компаниями, которые брались раскручивать The Bad Seeds в США, не все выходило так гладко. Здесь, в Англии, мы уже были хорошо известны, а в Америке только-только начинали о нас писать. И вот мы приезжали, а там — комнаты в гостиницах меньше, машины нам давали меньше, даже бутылки воды в приемных лейблов нам доставались меньше, чем местным звездам. За нас брался какой-нибудь крупный американский лейбл: "Все, ребята, у вас начинается новая жизнь!" Потом шум быстро проходил, потому что мы никогда не могли делать что-либо по заказу. Мне не стыдно ни за одну песню, которую я спел, и "Murder Ballads", и коммерческий успех дуэта с Кайли — все это было по-честному. Но калькировать удачные идеи нам не хотелось. Контракт разрывался, и появлялись новые парни: "Не переживайте, с нами вы можете быть уверены, что теперь-то Америка будет у ваших ног!" И все повторялось сызнова. Теперь наконец мы нашли в США партнеров, которые думают так же, как мы, это компания Epitaph и лейбл Тома Уэйтса Anti. Их подход к делу нас устраивает полностью.
— Вы сами по-прежнему получаете удовольствие от выступлений на сцене?
— Да, конечно. Когда я выхожу на сцену, что-то происходит внутри меня. Я становлюсь тем, кем всегда мечтал быть, с тех пор как был еще мальчишкой, тем, кем никогда не был на самом деле. В детстве я был застенчивым и неуклюжим, я был всегда недоволен своей внешностью. Когда концерт заканчивается, через три минуты я снова обычный человек. Многих, я знаю, даже разочаровывает то, что я живу обычной жизнью, хожу в офис, как все. Но то, что происходит со мной на сцене, это совсем другая жизнь. Причем это не тот стереотипный образ поп-звезды, знаете, sex, drugs & rock`n`roll. Нет, это нечто совсем другое. Дело не только в том, что все девушки города твои, когда ты на сцене. Есть более глубокое чувство.
— Как скоро мы сможем прочитать вашу новую книгу?
— Я вынашиваю одну идею... Но, для того чтобы ее воплотить, мне понадобится два года. Я пока не могу найти столько свободного времени.