В Венеции открылась IX Международная архитектурная биеннале. Тема выставки — "Метаморфозы", ее главный куратор — Курт Форстер. Какие метаморфозы произошли в архитектуре, из Венеции передает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Венецианская биеннале устроена по следующей схеме: есть главный куратор, он придумывает тему и делает в соответствии с ней выставку в Арсенале — старой венецианской верфи, теперь использующейся в художественных целях. А кураторы национальных павильонов делают свои выставки в своих павильонах в соответствии с тем, как они поняли замысел главного куратора. Получается сложная многоголосица, и для того чтобы что-нибудь в ней понять, нужно сначала посмотреть выставку главного куратора, а уже потом — национальные ответы на ее тему.
Курт Форстер заявил тему "Метаморфозы". Куда пойдет в таком случае выставка, можно было предсказать сразу — в сторону дигитальной криволинейности, или, как это принято называть, архитектуры кривуль. Все же когда стены кривые, и полы, и потолки, то невольно думаешь, какая, однако, произошла метаморфоза. Это предсказание и сбылось, но несколько необычным путем. Курт Форстер — сравнительно неожиданная фигура во главе биеннале. Профессор из Цюриха, историк искусства (специалистам известны его работы об архитектуре Палладио и Джулио Романо, а также по иконологии), он не слишком включен в актуальный архитектурный процесс (правда, он был одним из многих консультантов сената города Берлина по вопросам реконструкции 90-х годов). Куратором биеннале 2000 года был Массимилиано Фуксас, архитектор, он выступил с манифестом архитектурной этики, куратором 2002 года был Дейан Суджик, критик, он собрал всех звезд с вопросом "Какие новости?", куратором 2004 года стал историк. Отсюда и характер выставки.
Она начинается с зала, в котором нам предлагают вспомнить хронологию. Первая архитектурная биеннале в Венеции состоялась в 1980 году, и там было четыре основных фигуры — Альдо Росси и Джеймс Стирлинг, с одной стороны, и Питер Айзенманн и Фрэнк Гери — с другой. Первые двое, основатели постмодернизма, уже часть истории. Постмодернизм проиграл. А два вторых — действующие фигуры, и именно от их гнутых плоскостей и переломанных объемов есть пошла современная метаморфоза.
После этой затравки идет экспозиция, сплошь состоящая из виртуальных кривуль. История, конечно, важная вещь, но по ходу ее рассмотрения берет некоторая оторопь. Дело в том, что этих героев (а иногда и с этими макетами) мы уже видели в этих же залах Арсенала в 2000 и в 2004 году. Ричард Роджерс представляет реконструкцию стадиона в Испании и многофункционального комплекса в Ливерпуле, Грег Линн — реконструкцию жилого квартала в Амстердаме, Питер Айзенманн — культурный центр в Сантьяго-де-Компостела (тот же макет был на биеннале 2002 года), Арата Исодзаки — Музей современного искусства в Пекине и новую железнодорожную станцию во Флоренции, Заха Хадид — Музей Гуггенхайма в Тайване и научный центр в Вольфсбурге и т. д.
Конечно, встречать на выставке знакомое приятно. Тем более когда обнаруживаешь, что с этой точки зрения Москва — место, активно вовлеченное в мировой архитектурный процесс. Многие вещи в Москве появлялись раньше, чем здесь, в Арсенале,— например, демонстрируемый проект Музея современного искусства Элизабет Диллер и Риккардо Скофидио Елена Гонсалес показывала в Музее имени Щусева еще год назад, проект ярмарки в Милане Массимилиано Фуксаса презентовался в Москве в июне, а Одиль Дек даже получила диплом "Арх-Москвы" за свой концептуальный проект Rolling Stones. Впервые на арсенальную выставку приглашены и "наши российские" герои Эрик ван Эгерат (здесь он очень представителен, хотя московских проектов и не показывает), Эрик Мосс (он показывает концертный зал Smithsonian Foundation, который, в отличие от Мариинки, ему, кажется, удастся построить) и Доминик Перро (у этого и проект Мариинского театра, тоже показывавшийся в Москве, и реконструкция базы НАТО на Средиземном море).
Но с другой стороны, все-таки ожидаешь увидеть и что-то новое, а с этим хуже. Надо сказать, что собранная вместе по третьему разу (биеннале 2000 и 2002) кривульная архитектура производит на редкость однообразное впечатление. Можно, конечно, начать смаковать детали. Пластика кривуль однообразна и в целом выглядит так, как будто человек влип в какую-то клейкую субстанцию и пытается расклеиться, оставляя длинные сопли, которые растягиваются и свисают в разные стороны. Но некоторые из архитекторов, например, Тойо Ито, тот же Фуксас, Заха Хадид или Исодзаки, научились сохранять в этом незавидном с обывательской точки зрения положении известную грацию, сопли у них растягиваются в сложных форм мембраны, они в это как-то драпируются, и в целом получается не без эффектности. А другие еще не научились, совершают беспорядочные агрессивные движения, от чего залипают еще больше, но с оттенком активной витальности (так получается и с Эриком Моссом, и с Эриком ван Эгератом). Однако вряд ли эти тонкие градации кривуль можно считать сюжетом выставки.
Нет, ее тема в другом. Курт Форстер настаивает, что это — рождение новой эпохи в архитектуре, и перед нами, так сказать, экспозиция "Как закалялась кривуля". Такие выставки некоторые хорошо помнят по музеям революции. Там была одна и та же проблема: у них довольно-таки занятный зачин — основоположники, манифест, первый съезд, раскол, жандармы, листовки, всенародное восстание — а потом какая-то муть: передовики производства, вести с полей и комсомольские стройки. Вот и здесь начинается могучими фигурами Гери и Эйзенманна, а потом приходит молодой задорный Эгерат.
К чему все это может привести, Курт Форстер не очень себе представляет. Конец выставки выглядит просто странно. В этом году экспозиция в Арсенале примерно на треть короче, чем обычно. А последнюю треть занимают выставки стран, которые не имеют своих павильонов, но встраиваются в общеевропейский процесс,— там есть Румыния, Хорватия, прибалтийские республики, Грузия, Украина. Как заявляет Форстер, преимущественно те страны, которые недавно вошли в ЕС. Получается, что весь этот криволинейный путь в конечном счете ведет к расширению Европы, что, согласитесь, весьма неожиданно. Конечно, что-то в этом есть. У нас тоже многим кажется, что путь, которым в ряды ЕС проникли эти новые члены, какой-то кривой, и приятно, что профессора из Цюриха тоже художественно поддерживают эту точку зрения. Но с другой стороны, финал какой-то мелочный. Вся Европа должна драпироваться в сопли, чтобы Эстония стала членом ЕС — это как-то не впечатляет.
Но опять же вспомните революционные экспозиции — там получалось, что Ленин шел по льду Финского залива и Чапаев тонул в Урале все для того, чтобы в Болгарии построили колхоз имени XXI партсъезда. Так вот тут то же самое — "есть у криволюции начало — нет у криволюции конца", и с этим ничего не поделаешь. То есть в принципе поделать можно, в какой-то момент все вдруг осознают, что кривая дорожка — не самая правильная, и возвращаются на прямой путь развития. Но на это требуется около 70 лет.