У фильма Лидии Бобровой "Бабуся" (2003 *****) судьба странная, но вполне вписывающаяся в достаточно пошлую концепцию пророка в своем отечестве. В Карловых Варах "Бабуся" получает приз, мэрия Парижа устраивает торжественную премьеру и печатает для проката 42 копии фильма. Для сравнения: в России хорошо, если была отпечатана одна копия, а когда в ноябре фильм хотели показать на фестивале "Чистые грезы", не нашлось и ее. Задевалась куда-то. Между тем и режиссер, и фильм уникальны. За 15 лет Лидия Боброва поставила за гранью скудных финансовых возможностей три фильма только благодаря характеру, железному, тяжелому (я-то знаю, немного работал с ней 12 лет назад, очень трудно было). Она — единственная, кто тянет в отечественном кино "деревенскую" линию. Не ту, что скомпрометировали политическим кликушеством многие писатели. А восходящую к Шукшину: трезвую, критическую и самокритичную одновременно, не унижающую героев жалостью, не лубочную, не ищущую врагов на стороне, но властно напоминающую, что Россия не ограничивается столицами, а знать ее надо, иначе быть беде. Бабуся, сыгранная фантастической Ниной Шубиной, кочует на протяжении фильма от одних взрослых внуков к другим: умерла дочь, зятю она не нужна, остается рассчитывать на родную кровь. Никто ее вроде бы и не гонит прямым текстом, но очевидно, что никому она не нужна. Параллельно на экране проходят сюрреалистические картины быта не деревни и не города, а некоего межеумочного пространства, насельники которого делают вид, что у них все как у людей. С монументальной простотой наивной живописи Боброва снимает и доморощенный конкурс красоты, и концерт народной самодеятельности, для реальных сельских жителей явно столь же экзотический, как для каких-нибудь туристов. В постоянно работающих телевизорах — война в Чечне: репортажи ведет племянница бабуси, эмансипированная московская девица, единственная, на удивление, кто пытается помочь ей, разворошить мещанское болото. А единственный, кто принимает бабусю,— тот ее внук, у которого и своих проблем по горло: он с женой удочерил девочку из Чечни, погрузившуюся от пережитого в немоту. В финале Бобровой удается то, что удавалось в кино только великим протестантским киномистикам из скандинавских стран. Незаметно для зрителя она смещает регистр повествования, не жертвуя бытовой достоверностью, поднимает случай из жизни над землей, переходя в пространство чуда. Бабуся уходит из дома непонятно куда, поговорив как бы не о чем с немой девочкой. Девочка будит приемных родителей словами: "Она ушла". Ошалевшие от счастья, они даже не очень-то и пытаются понять, кто и куда ушел: чудо не нуждается в чудотворце, да и чудотворец уже ни в чем и ни в ком не нуждается. Поразительно, что Лидия Боброва сумела снять такую историю без единой истерической ноты, без капли чернухи, без невыносимого уже противопоставления города и деревни. Поскольку большинство отечественных режиссеров не умеют снимать "свою" реальность, вдвойне интересно, как они снимают "чужую". Фильм эмигранта из СССР Вадима Перельмана "Дом из песка и тумана" (House of Sand and Fog, 2003 **) рассматривался среди претендентов на "Оскара". Но хорош он не только этим. Несмотря на отстраненную, холодноватую интонацию в нем нет режиссерского цинизма иных иммигрантов, неважно, из Швеции, Австралии или Румынии, старающихся быть 200-процентными американцами. Хотя очевиден внутренний конфликт режиссера. С одной стороны, он явно изучил проверенные сценарные рецепты и постарался снять, как, по его представлению, "положено". Идеальная политкорректная коллизия: конфликт хороших, но принадлежащих к разным культурам людей. Брошенную мужем Кэти выселили, как быстро выясняется, несправедливо из собственного дома. Но дом уже купил иранский иммигрант, бывший шахский полковник, вкалывающий на трех работах, чтобы сохранить видимость привычной роскошной жизни. "Простая Америка" в лице шерифа принимает сторону Кэти, любовником которой страж порядка быстро становится: Массуд Амир раздражает не столько своим происхождением, сколько надменностью, аристократизмом. Страсти кипят и пенятся. Но параллельные эпизоды из жизни Кэти и Массуда разъясняют зрителям, что и она, и он в равной степени несчастны. Подвоха не ждешь, даже когда Кэти пытается покончить с собой, а шериф врывается с оружием наперевес в дом и терроризирует персов, которые обхаживают ее. Но внезапно все летит в тартарары: фильм завершается столь же холодно и невыносимо снятым кровавым гиньолем. Погибают полковник, его сын и жена. Молитвы Кэти сбылись: милый дом вернулся к ней, но жить в нем теперь невозможно. Вместо сказочки о дружбе народов получилась безнадежная притча о невозможности понимания между людьми. Договаривайся полюбовно или угрожай, результат один и тот же: смерть.
Видео
У фильма Лидии Бобровой "Бабуся" (2003 *****) судьба странная, но вполне вписы
У фильма Лидии Бобровой "Бабуся" (2003 *****) судьба странная, но вполне вписывающаяся в достаточно пошлую концепцию пророка в своем отечестве. В Карловых Варах "Бабуся" получает приз, мэрия Парижа устраивает торжественную премьеру и печатает для проката 42 копии фильма. Для сравнения: в России хорошо, если была отпечатана одна копия, а когда в ноябре фильм хотели показать на фестивале "Чистые грезы", не нашлось и ее. Задевалась куда-то. Между тем и режиссер, и фильм уникальны. За 15 лет Лидия Боброва поставила за гранью скудных финансовых возможностей три фильма только благодаря характеру, железному, тяжелому (я-то знаю, немного работал с ней 12 лет назад, очень трудно было). Она — единственная, кто тянет в отечественном кино "деревенскую" линию. Не ту, что скомпрометировали политическим кликушеством многие писатели. А восходящую к Шукшину: трезвую, критическую и самокритичную одновременно, не унижающую героев жалостью, не лубочную, не ищущую врагов на стороне, но властно напоминающую, что Россия не ограничивается столицами, а знать ее надо, иначе быть беде. Бабуся, сыгранная фантастической Ниной Шубиной, кочует на протяжении фильма от одних взрослых внуков к другим: умерла дочь, зятю она не нужна, остается рассчитывать на родную кровь. Никто ее вроде бы и не гонит прямым текстом, но очевидно, что никому она не нужна. Параллельно на экране проходят сюрреалистические картины быта не деревни и не города, а некоего межеумочного пространства, насельники которого делают вид, что у них все как у людей. С монументальной простотой наивной живописи Боброва снимает и доморощенный конкурс красоты, и концерт народной самодеятельности, для реальных сельских жителей явно столь же экзотический, как для каких-нибудь туристов. В постоянно работающих телевизорах — война в Чечне: репортажи ведет племянница бабуси, эмансипированная московская девица, единственная, на удивление, кто пытается помочь ей, разворошить мещанское болото. А единственный, кто принимает бабусю,— тот ее внук, у которого и своих проблем по горло: он с женой удочерил девочку из Чечни, погрузившуюся от пережитого в немоту. В финале Бобровой удается то, что удавалось в кино только великим протестантским киномистикам из скандинавских стран. Незаметно для зрителя она смещает регистр повествования, не жертвуя бытовой достоверностью, поднимает случай из жизни над землей, переходя в пространство чуда. Бабуся уходит из дома непонятно куда, поговорив как бы не о чем с немой девочкой. Девочка будит приемных родителей словами: "Она ушла". Ошалевшие от счастья, они даже не очень-то и пытаются понять, кто и куда ушел: чудо не нуждается в чудотворце, да и чудотворец уже ни в чем и ни в ком не нуждается. Поразительно, что Лидия Боброва сумела снять такую историю без единой истерической ноты, без капли чернухи, без невыносимого уже противопоставления города и деревни. Поскольку большинство отечественных режиссеров не умеют снимать "свою" реальность, вдвойне интересно, как они снимают "чужую". Фильм эмигранта из СССР Вадима Перельмана "Дом из песка и тумана" (House of Sand and Fog, 2003 **) рассматривался среди претендентов на "Оскара". Но хорош он не только этим. Несмотря на отстраненную, холодноватую интонацию в нем нет режиссерского цинизма иных иммигрантов, неважно, из Швеции, Австралии или Румынии, старающихся быть 200-процентными американцами. Хотя очевиден внутренний конфликт режиссера. С одной стороны, он явно изучил проверенные сценарные рецепты и постарался снять, как, по его представлению, "положено". Идеальная политкорректная коллизия: конфликт хороших, но принадлежащих к разным культурам людей. Брошенную мужем Кэти выселили, как быстро выясняется, несправедливо из собственного дома. Но дом уже купил иранский иммигрант, бывший шахский полковник, вкалывающий на трех работах, чтобы сохранить видимость привычной роскошной жизни. "Простая Америка" в лице шерифа принимает сторону Кэти, любовником которой страж порядка быстро становится: Массуд Амир раздражает не столько своим происхождением, сколько надменностью, аристократизмом. Страсти кипят и пенятся. Но параллельные эпизоды из жизни Кэти и Массуда разъясняют зрителям, что и она, и он в равной степени несчастны. Подвоха не ждешь, даже когда Кэти пытается покончить с собой, а шериф врывается с оружием наперевес в дом и терроризирует персов, которые обхаживают ее. Но внезапно все летит в тартарары: фильм завершается столь же холодно и невыносимо снятым кровавым гиньолем. Погибают полковник, его сын и жена. Молитвы Кэти сбылись: милый дом вернулся к ней, но жить в нем теперь невозможно. Вместо сказочки о дружбе народов получилась безнадежная притча о невозможности понимания между людьми. Договаривайся полюбовно или угрожай, результат один и тот же: смерть.