Валерий Куличенко: управлять спортом должны технологи

легкая атлетика


Всероссийская федерация легкой атлетики, пообещав завоевать на Олимпиаде в Афинах 12 медалей, по 4 каждого достоинства, привезла из Греции 20 (6, 7, 7) — 22% золотых медалей российской команды — и заняла первую строчку рейтинга среди российских федераций, принимавших участие в Играх. Однако государственный тренер по легкой атлетике ВАЛЕРИЙ КУЛИЧЕНКО в беседе с корреспондентом Ъ ВАЛЕРИЕЙ Ъ-МИРОНОВОЙ заявил, что без принципиального изменения всей системы управления спортом и подготовки спортсменов Россия не сможет рассчитывать на успех на Олимпиаде 2008 года.
       — Добыв пятую часть всех наших медалей, легкая атлетика первенствовала и по части пойманных на допинге...
       — Считая медали, можно сказать, что в легкой и видов больше. Но мы стартовали далеко не во всех 46 видах. И никогда не надо сравнивать легкую атлетику с другими видами спорта. В Афинах выступали 1300 легкоатлетов из 218 стран, и это были самые грандиозные соревнования за всю историю Игр. Медали получили 40 стран, а золотые — 23 страны. Но спортивного фарта России не было. Из-за скандала с Ириной Коржаненко, а затем с Антоном Галкиным залихорадило всю команду. Ведь все прошли предвыездной контроль. Видели, какая, совершенно не похожая на себя, была в тройном прыжке Татьяна Лебедева? Успокоить ребят было непросто.
       — Вы разобрались в "деле Коржаненко"?
       — Никто не понимает, что в нем к чему. 12 августа она проходит выездной допконтроль — чистая. 15-го вылетает в Афины, 18-го там проходит контроль — грязная. Возвращается в Россию, 25-го снова проходит допинг-тест в лаборатории у Виталия Семенова — и опять чистая. Неделю назад Ирина мне сказала, что вернет медаль. Без этого у нас не будет диалога ни с Международной федерацией, ни с МОК. А мы надеемся спасти Коржаненко от пожизненной дисквалификации, поскольку история и впрямь запутанная. Но сначала разберемся в ВФЛА. И если решим не дисквалифицировать, отправим документы в IAAF. Сама Ира хочет подать иск в Арбитражный спортивный суд в Лозанне. Она сейчас в очень плохом состоянии, и аргумент у нее один: ничего не принимала. У Галкина, к слову, та же ситуация.
       — Доза станозолола 12 единиц в афинских пробах Коржаненко, по словам специалистов, не выводится за месяц. Почему наша аппаратура не смогла ее обнаружить?
       — Права спортсменов по этой части не защищены. Почему не могла ошибиться афинская лаборатория? После положительной пробы A спортсмена сразу начинают обвинять. И пробу B опять проводит та же лаборатория, которая его поймала. Какая же лаборатория скажет: я ошиблась с первой пробой? Ведь если она признает свою ошибку, то и другие взятые ею пробы подвергнутся сомнению. Ясно, что и вторая проба тоже обязательно окажется плохой. Нужен закон, по которому спортсмен, пойманный на первой пробе, мог выбрать, допустим, из пяти других независимых лабораторий, где будет анализироваться его вторая проба. И если результат подтвердится, тогда человек и впрямь нарушил закон.
       — А кто будет отвечать за допинговые скандалы?
       — Мы сразу требуем крови. Но мир вошел в другую полосу: допинг, как бы с ним ни боролись, был, есть и будет. На кону слишком большие деньги, и спортсмены и тренеры будут заниматься этим вопросом. Да, случилось несчастье, которое подтвердило, что тема допинга существует и с ней надо бороться. Но так заострять, что все рухнуло, если из 128 легкоатлетов попалось 2, не стоит. Отвечать должны сам спортсмен и его тренер. Сама жизнь должна заставить понять, что, если ты хочешь жить в спорте, добиться успеха и получить большие деньги, надо отказаться от этого направления, а культивировать другие — методику тренировок, развитие таланта, грамотное восстановление. Давайте накажем тренера. Под суд отдадим? А я бы вместе с проштрафившимся спортсменом его также наказал на два года, отстранив от работы в сборной.
       — За что можно дисквалифицировать главного тренера?
       — Только за систематическое невыполнение заданий, которые ему даются на официальные соревнования. Другими словами, за срыв медального плана.
       — Значит, вам волноваться не стоит?
       — Я сижу в этой шкуре столько лет и думаю: а надо ли дальше? Ни баз, ни условий, ни нормальной подготовки. Наша легкая атлетика выезжает только за счет таланта тренеров и такого пустяка, как общая организация. А меня только долбают. Чувствую, что за инцидент с Коржаненко обвинят именно меня. Должность главного тренера — она на вид очень высокая...
       — Ежегодной переаттестации подлежат не только главные, но и старшие, и просто тренеры всех сборных...
       — Это неверно в корне. Как я могу готовить следующий олимпийский цикл, если меня уволят за то, например, что не сделаю медальный план на чемпионате мира будущего года? А ведь по-хорошему лидерам надо дать годик отдохнуть, а молодых пару лет еще готовить и не требовать от них всего и сразу. А у меня годичный контракт. В любой футбольной, баскетбольной клубной команде с тренерами заключают контракт минимум на два года. Мои западные коллеги имеют четырехгодичные контракты от Олимпиады до Олимпиады. А финансовая сторона? Моя зарплата как главного тренера составляет $700, и $500 мне доплачивает президент. А сколько нервотрепки, проблем всяких по этой работе? Это вопрос очень сложный. Но в принципе я понял одно: можно иметь кучу денег, баз, как во Франции, Германии, Англии, Италии, и все тем не менее, как они, проиграть. Потому что главное все-таки тренеры. А с ними у нас в стране сегодня очень и очень плохо.
       — Так за счет чего же мы выигрываем?
       — На всю страну у нас в легкой атлетике человек 30-40 тренеров мирового класса. Они-то и выигрывают. У нас была система, по которой мы все время шагали, но она развалилась. А Китай, которого мы все сейчас боимся, перенял эту нашу систему целиком: там централизованная подготовка, большие базы, хорошие восстановительные центры, да и ведущие гэдээровские и российские тренеры после нашего развала работали. Мы же отстаем от всего. Спортивная наука в загоне, мы попадаемся на запрещенных препаратах, в то время как есть куча разрешенных. Есть такой итальянский энергетик эзофосфен, который мы получили лишь за два месяца до начала Игр, тогда как должны были пользоваться все четыре года.
       — И что делать дальше?
       — Радикально менять всю систему подготовки в российском спорте. В свое время я работал замдиректора Всесоюзного спортклуба профсоюзов, отвечал за подготовку к Олимпиаде 1988 года в Сеуле, где впервые профсоюзные спортсмены в командном зачете обыграли армейских. Тогда я открыл в профсоюзах 40 экспериментальных команд, из них 12 — по легкой атлетике. Под каждого ведущего тренера были выделены деньги, они в течение года устраивали учебно-тренировочные сборы по индивидуальной программе. Именно из этих команд вышли олимпийские чемпионы-88 шестовик Сергей Бубка, ходок Вячеслав Иваненко, бегунья на 3000 м Таня Самойленко. Хотели в этом году снова открыть такие команды, но дальше разговоров дело не пошло.
       — Почему?
       — Волокита. Надо, чтобы очень хорошо работали главные тренеры. Основное в подготовке любой команды — методика и соревнования. Каждый главный тренер должен защищать свой план подготовки на главном тренерском совете, чтобы его слушали и корректировали такие же специалисты, особенно в таких ведущих видах, как плавание, легкая атлетика, гимнастика, тяжелая атлетика, велоспорт, лыжи, коньки, биатлон. Еще один государственный вопрос: на Олимпиаде было 39 видов спорта, но в 15 из них Россия либо не участвовала, либо получила ноль очков. Если поднять пусть не 15 , а 10 видов, то в Пекине Россия сможет реально претендовать на второе место. Американцы к каждой Олимпиаде увеличивают свой потенциал относительно результатов чемпионатов мира предолимпийского года на 30%. И это надо давно принять как факт. А мы, считая свои победы в этих же чемпионатах, кричим, что на Олимпиаде их опередим. Пора перестать врать самим себе и начать считать наши грядущие олимпийские успехи с коэффициентом 30%.
       — Так какая же система подготовки нам сейчас больше подходит — государственная или клубная?
       — Государственная, конечно. Основной парадокс заключается в том, что по существующему закону о спорте за сборные отвечает ОКР, а деньги на подготовку и базы предоставляет Федеральное спортивное агентство. Общественная организация, не вложив рубля, формирует команды. Два года мне президиум федерации выкручивает руки, чтобы включить в состав тех или иных спортсменов. Члены президиума голосуют — а это люди с территорий, и им важно правдами и неправдами пропихнуть своего. Я же вечно стою перед дилеммой: с одной стороны, как гостренер, отвечаю перед агентством, которое мне платит зарплату, а с другой — если буду выступать против президиума федерации, меня не рекомендуют на должность главного и я останусь за бортом.
       — Именно об этом подобными же словами говорят в последние годы все тренеры по всем видам спорта.
       — Большего парадокса и не придумаешь. И если те, кто сейчас управляет спортом, не примут никаких коренных мер, наша отрасль окончательно загнется. Чтобы контролировать интересы государства, в состав президиумов федераций должен быть введен работник федерального агентства. А реально управлять спортом должны технологи — тренеры, объединенные в одну упряжку, которые знают технологический процесс изнутри. Можно строить базы, давать деньги, кормить на 1,5 тыс. руб. в день, но если ты не знаешь, как тренировать, не знаешь, кого тренируешь, ничего у тебя не получится.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...