фестиваль театр
В Эдинбурге завершился Международный театральный фестиваль. Это событие шотландцы отметили грандиозным концертом фейерверков, которые рассыпались над Эдинбургским замком под музыку Эдварда Грига. Последняя неделя этого марафона сценических искусств тоже была почти полностью посвящена музыкальному театру. Рассказывает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Большинство театральных фестивалей в Европе сохраняют строгую специализацию. Если вы поклонник оперы — пожалуйте в Вену или Зальцбург. Если интересуетесь современным драмтеатром — отправляйтесь в Авиньон. Ну а тем, кто всем искусствам предпочитает танец, одна дорога — в Голландию. Эдинбург же отличается от других летних театральных форумов тем, что здесь всего понемногу. Так что всеядным зрителям столица Шотландии способна доставить максимум удовольствия и представить срез современного театра по всем жанрам.
В этом году в Эдинбурге особенно выделялась разнообразием имен и стилей оперная часть программы. Обыкновенно руководство фестиваля выбирает каждый раз нового композитора года и исследует его творчество методом "полного погружения". На прошлом фестивале это был Вагнер: в Эдинбурге были впервые представлены все четыре оперы "Кольца Нибелунгов". В этом году шотландцы сосредоточились на творчестве Карла Марии фон Вебера: публике одну за другой представили сразу три его главные оперы "Вольный стрелок", "Оберон" и "Эврианта", а в качестве десерта предложили концерт инструментальной музыки немецкого романтика.
Правда, шотландцы не решились на собственную театральную интерпретацию веберовских шедевров и ограничились академически строгим концертным исполнением. Зато постановку "Орфея и Эвридики" Глюка они неожиданно доверили не профессиональному оперному режиссеру, а итальянскому хореографу Эмио Греко. С тех пор как в 50-х годах эту оперу на сцене "Ковент-Гардена" поставил знаменитый английский балетмейстер Фредерик Аштон, стало модно отдавать одно из самых поэтичных творений Глюка на откуп людям из мира танца. Но Эмио Греко не удалось найти с оперой общий язык. Его эзотерическая мистерия не оставила места теплоте человеческих чувств и не смогла тронуть зрителей.
Зато "Трубадур" Верди, поставленный для Ганноверской оперы скандально-известным испанским режиссером Каликсто Биеито (о его драматическом спектакле "Селестина", показанном в Эдинбурге, Ъ писал 24 августа), уж точно не оставил никого равнодушным. Не изменяя своей обычной манере, господин Биеито перенес действие оперы из XV века в наши дни и до краев наполнил действие сексом и насилием. Достаточно сказать, что начинается спектакль со страшной картины пыток, а заканчивается сценой, в которой заключенная в знак протеста измазывает себя в дерьме. Естественно, стилистика "крови и спермы", как ее называют англичане, вряд ли могла прийтись по душе респектабельной оперной публике Эдинбурга.
Для нее бальзамом на душу стала другая постановка Ганноверской оперы, также представленная на фестивале,— "Пеллеас и Мелизанда" Клода Дебюсси. Этот спектакль — полная противоположность грубому опусу испанца, в котором все чувства и эмоции доведены до предела. Немецкие режиссеры-авангардисты Йосси Веллер и Серджио Морабито тоже осовременили оперу Дебюсси, сняли ее с романтического пьедестала и опустили даже не на бренную землю, а на паркетное покрытие современных вилл. Тон всей постановке задают минималистские стильные декорации известного японского дизайнера Казуко Ватанабе: вместо обычных фонтанов, замков, гротов и лесов за занавесом оказываются огромные белые стены, уходящие в глубь сцены острым треугольником. Они создают ощущение неестественно-стерильного, безжизненного пространства (гигантский офис или психиатрическая больница?), в котором люди со своими глупыми страстями смотрятся маленькими, жалкими насекомыми.
Вся постановка построена на контрасте между романтической, переливчатой музыкой Дебюсси и высокопарно-поэтичным либретто, с одной стороны, и нарочито будничным, лишенным всякого пафоса существованием актеров на сцене. Король Аркель (Ксяолянг Ли) — убежденный буддист и пофигист, ходит в джинсах и покуривает травку. Пеллеас (Уилл Хартман) — нескладный и стеснительный парень, абсолютно непохожий на героя-любовника, разгуливает по сцене в гидрокостюме для дайвинга — видно, собрался на морскую прогулку. А мать, хиппующая жизнерадостная старушка (Даниела Грим), натирает его кремом от солнца. Мелизанда (украинка Алла Кравчук) при первом своем появлении и не думает делать загадочный вид и заливаться слезами, а сбрасывает туфли и жадно хватает куски со стола. А свой самый страстный любовный дуэт герои исполняют, играя в детской комнате. Лишенная романтического пафоса история превращается в обыкновенную мелодраму. Вместо тайного и непознанного нечто, которое вершит судьбы людей, на первый план в спектакле выходят банальные семейные конфликты. Но при всей внешней обыденности ситуации оркестр под управлением музыкального руководителя Ганноверской оперы Чао-Чиа Лу ведет свою собственную тему, будто рассказывает совсем другую историю, историю человеческих душ, чьи страсти, надежды, боль и терзания надежно скрыты от посторонних глаз за непроницаемыми и невозмутимыми телами. И именно эта подспудная трагическая история не дает опере стать мыльной.