В прокат выходит мелодрама Мартина Бурбулона «Эйфель», в которой биография великого конструктора и эпопея сооружения его знаменитой башни становятся предлогом, чтобы сочинить романтическую повесть о несчастной любви. Однако у Юлии Шагельман осталось впечатление, что реальная история наверняка была гораздо интереснее.
Строительство прославленной башни предстает в фильме эпопеей не столько технологической, сколько лирической
Фото: Canal+ [fr]
Начальные титры фильма сообщают, что он является «вольной интерпретацией, вдохновленной реальными событиями», таким образом, авторы с порога честно предупреждают, что исторической достоверности от их творения ждать не стоит. И действительно, по стилю «Эйфель» гораздо ближе к костюмным фантазиям вроде «Влюбленного Шекспира» (1998), чем к классическим байопикам (да и замысел этой истории появился у сценаристки Каролин Бонгран двадцать с лишним лет назад, как раз когда такое было в моде). Взять хотя бы здешнего Гюстава Эйфеля: играющий его Ромен Дюрис почти на десять лет моложе своего прототипа во времена описываемых событий, а пылкость и склонность к скоропалительным решениям у него и вовсе мальчишеские, несмотря на то что знакомимся мы с героем в 1886 году, когда он уже вдовец с пятью детьми и проседью в бороде, а его старшая дочка (Арман Буланжер) собирается замуж.
Папе, впрочем, совсем не до матримониальных планов дочурки — после того как американцы наградили его медалью за металлический каркас для статуи Свободы, он носится с очередной великой идеей: построить в Париже метро. Для этого нужна государственная поддержка, и Эйфель вспоминает о приятеле своей студенческой поры, ныне журналисте Антуане Рестаке (Пьер Деладоншам), который знаком с министром транспорта. Тот, нисколько не смущенный, что товарищ вспомнил о его существовании только через двадцать лет, когда ему что-то понадобилось, любезно соглашается представить Гюстава министру. Но на званом ужине происходит и другая встреча — с прекрасной Адриенн (Эмма Маккей, знакомая зрителям по сериалу «Сексуальное просвещение»), в которую Эйфель был когда-то влюблен, потом не видел те же двадцать лет, а теперь она — вот незадача — замужем как раз за Антуаном. Пока женщина, тоже никак не ожидавшая увидеть бывшего возлюбленного, пытается прийти в себя, а он вместе с камерой оператора Матиаса Букара завороженно разглядывает ее прелести, за столом заходит речь о грядущей Всемирной выставке 1889 года. И Эйфель, стремясь произвести впечатление на Адриенн, внезапно для самого себя ляпает, что построит в честь такого события башню высотой 300 метров (что-то в таком духе ему пытались предложить два сотрудника его бюро, но тогда он отмахнулся).
Министр от идеи в восторге: очень патриотично и духоподъемно, то, что нужно нации после поражения во Франко-прусской войне, не то что какое-то там метро. Работа закипает: Эйфель доводит до ума проект своих подчиненных, придавая ему всем знакомые очертания, много курит, произносит пламенные речи о кессонах и вдохновенно глядит в окно. При этом у него еще остается время, чтобы ошиваться возле дома Рестаков, высматривая Адриенн, а также предаваться воспоминаниям об их первой встрече в Бордо, где он был начинающим инженером, строившим мост через реку Гаронну, а она — безрассудной дочкой местного богача (Бруно Раффаэлли). Во флешбэках у Эйфеля вместо бороды романтическая щетина, а его дама сердца выглядит ровно так же, только волосы носит распущенными. Впрочем, снова встретив Гюстава спустя столько лет, она опять начинает бегать без шляпки, а после разъяснения всех недоразумений, приведших тогда к расставанию, их роман вспыхивает с новой силой — к вящей досаде мужа, который в ответ разворачивает против Эйфеля кампанию в прессе, ставя под удар финансирование его проекта. Так что вскоре нашему герою придется выбирать между башней и любимой женщиной, и, учитывая, что одна из них до сих пор стоит на своем месте, а про вторую до этого фильма никто не слышал, нетрудно догадаться, чем дело кончится.
Бюджет фильма составил внушительные для европейского кино €75 млн, и все они до последнего цента видны на экране — несмотря на вольности в отношении костюмов и грима, в целом картина очень нарядна, сущая глянцевая открытка. Париж тут даже не весь снят в павильоне и нарисован на компьютере, хотя съемочной группе, естественно, пришлось ограничиться парой сохранивших исторический облик улиц и одним мостом, откуда Эйфелеву башню не видно. Сама же башня, частично цифровая, частично сооруженная декораторами, тем не менее получилась настоящей звездой, которая, как ни пытались ее задвинуть на второй план, смогла непринужденно затмить живых персонажей.