"Всаднику по имени Смерть" (2004 *) Карена Шахназарова еще во время съемок был придан особый государственнический смысл. Во время визита на "Мосфильм" президенту продемонстрировали выстроенную в павильоне московскую улицу начала ХХ века и подчеркнули жгучую актуальность экранизации автобиографической повести Бориса Савинкова "Конь бледный". Еще бы, обращение к истории боевой организации партии эсеров созвучно одновременно и истерии вокруг "международного терроризма", и самоидентификации современной власти с властью имперской. Глава "боевки" Борис Савинков был храбрым, незаурядным человеком, но посредственным, кокетливым писателем. Складывается ощущение, что такой фильм, как "Всадник по имени Смерть", снят именно этим Савинковым, а не заслуженным режиссером, который когда-то заботился о композиции кадра и никогда не позволил бы себе срезать его краем голову персонажа. Об эстетике фильма, впрочем, говорить не приходится: он снят в манере даже не сериала, а какого-то любительского видео. Сценарий вызывает тягостное недоумение. Какого рожна бородачи с горящими глазами бросают бомбы в великих князей и министров, повинуясь приказам провинциально-демонического Жоржа, что происходило тогда в России, решительно непонятно. В безвоздушном пространстве диковатой Москвы, где по улицам бегают стаи гусей и прочей живности, одни механические куклы охотятся за другими. Знаменитое хладнокровие Савинкова доведено Андреем Паниным до градуса кататонии. Поэтому в фильме нет ни завязки, ни кульминации, ни развязки. Удастся ли покушение, ответит ли Жорж на чувства своей любовницы, убьет ли его муж другой пассии, совершенно неинтересно знать: ни один из героев не вызывает никаких эмоций. Между покушениями господа бомбисты встречаются в кабаке с канканом. Раз встречаются, другой, третий. Взрыв, канкан, взрыв, канкан. Куда исчезло стилизаторское мастерство Карена Шахназарова, проявившееся в его лучшем фильме "Мы из джаза"? Канкан — не лучший символ Серебряного века, только в интеллектуальной атмосфере которого и могли появиться интеллектуалы-бомбометатели. Сценарная несообразность: зачем охранке выслеживать террористов, если вот они, голубчики, любители канкана, у которых на лице крупными буквами написано: "Мы — эсеры, мы — эсеры, мы готовим покушенье". История "боевки", возглавлявшейся провокатором Азефом, сама по себе — невероятная, высокая трагедия. Переписывать обстоятельства реальных событий — занятие бессмысленное и загадочное: лучших постановщиков, чем эсеры, в русской истории не было. Великий князь Сергей Александрович, например, был эффектно разорван бомбой прямо в Кремле. Возможно, на съемках был дефицит пиротехники, но киношная бомба вреда московскому губернатору не причинила: пришлось Жоржу зайти к нему в ложу во время оперного спектакля и застрелить. Но это явная отсылка к убийству Петра Столыпина, к которому Савинков уже никакого отношения не имел и которое имеет больше отношения к провокации, чем к революции. "С любовью, Лиля" (2003 **) Ларисы Садиловой принадлежит вроде бы к кинематографу, открыто бросающему вызов любой стилизации, любой неправде. В провинциальном городе работница птицефабрики Лиля тщетно ищет мужа, ходит на свидания с любым приезжим "видным" мужчиной, отдается им, пишет им безнадежные письма, на которые никогда не получает ответа, получает по морде от жены одного из них и, по-детски радуясь, примеряет свадебные платья, которые никогда не наденет. А еще надо заботиться о деде, который то газ забудет выключить, то вообще сбежит в деревню. Вроде бы жизнь, как она есть, что подчеркивают документальные кадры разделки куриных тушек. У Ларисы Садиловой — интересная, авторская манера строить кадр, который часто оборачивается то примитивистской живописью, мещанским дизайном, то холодной и испытывающей отвращение к плоти немецкой "новой вещностью" 1920-х годов. И эта манера разительно противоречит заявленной режиссером любви к своим героям. Перейдена грань, на которой всегда трудно удержаться сторонникам "киноправды". Лилю можно назвать и чистой душой, и городской сумасшедшей. На экране она более всего напоминает сумасшедшую. Беда в том, что режиссер пытается заставить себя и зрителей полюбить героев, но сама испытывает лишь брезгливость, непонимание, скуку. Вымученное объяснение в любви хуже оскорбления. Возможный выход для себя Лариса Садилова видит в том, чтобы перевести фильм в жанр человеческой комедии о людском муравейнике: многое, слишком многое на экране напоминает о фильмах Киры Муратовой, которая хотя, по распространенному мнению, и не любит людей, но крайне ими заинтригована. И никогда не позволяет себе ради пущего эффекта подбавлять в краски и без того непростой жизни черного, чем "С любовью, Лиля" грешит постоянно.
Видео
"Всаднику по имени Смерть" (2004 *) Карена Шахназарова еще во время съемок был
"Всаднику по имени Смерть" (2004 *) Карена Шахназарова еще во время съемок был придан особый государственнический смысл. Во время визита на "Мосфильм" президенту продемонстрировали выстроенную в павильоне московскую улицу начала ХХ века и подчеркнули жгучую актуальность экранизации автобиографической повести Бориса Савинкова "Конь бледный". Еще бы, обращение к истории боевой организации партии эсеров созвучно одновременно и истерии вокруг "международного терроризма", и самоидентификации современной власти с властью имперской. Глава "боевки" Борис Савинков был храбрым, незаурядным человеком, но посредственным, кокетливым писателем. Складывается ощущение, что такой фильм, как "Всадник по имени Смерть", снят именно этим Савинковым, а не заслуженным режиссером, который когда-то заботился о композиции кадра и никогда не позволил бы себе срезать его краем голову персонажа. Об эстетике фильма, впрочем, говорить не приходится: он снят в манере даже не сериала, а какого-то любительского видео. Сценарий вызывает тягостное недоумение. Какого рожна бородачи с горящими глазами бросают бомбы в великих князей и министров, повинуясь приказам провинциально-демонического Жоржа, что происходило тогда в России, решительно непонятно. В безвоздушном пространстве диковатой Москвы, где по улицам бегают стаи гусей и прочей живности, одни механические куклы охотятся за другими. Знаменитое хладнокровие Савинкова доведено Андреем Паниным до градуса кататонии. Поэтому в фильме нет ни завязки, ни кульминации, ни развязки. Удастся ли покушение, ответит ли Жорж на чувства своей любовницы, убьет ли его муж другой пассии, совершенно неинтересно знать: ни один из героев не вызывает никаких эмоций. Между покушениями господа бомбисты встречаются в кабаке с канканом. Раз встречаются, другой, третий. Взрыв, канкан, взрыв, канкан. Куда исчезло стилизаторское мастерство Карена Шахназарова, проявившееся в его лучшем фильме "Мы из джаза"? Канкан — не лучший символ Серебряного века, только в интеллектуальной атмосфере которого и могли появиться интеллектуалы-бомбометатели. Сценарная несообразность: зачем охранке выслеживать террористов, если вот они, голубчики, любители канкана, у которых на лице крупными буквами написано: "Мы — эсеры, мы — эсеры, мы готовим покушенье". История "боевки", возглавлявшейся провокатором Азефом, сама по себе — невероятная, высокая трагедия. Переписывать обстоятельства реальных событий — занятие бессмысленное и загадочное: лучших постановщиков, чем эсеры, в русской истории не было. Великий князь Сергей Александрович, например, был эффектно разорван бомбой прямо в Кремле. Возможно, на съемках был дефицит пиротехники, но киношная бомба вреда московскому губернатору не причинила: пришлось Жоржу зайти к нему в ложу во время оперного спектакля и застрелить. Но это явная отсылка к убийству Петра Столыпина, к которому Савинков уже никакого отношения не имел и которое имеет больше отношения к провокации, чем к революции. "С любовью, Лиля" (2003 **) Ларисы Садиловой принадлежит вроде бы к кинематографу, открыто бросающему вызов любой стилизации, любой неправде. В провинциальном городе работница птицефабрики Лиля тщетно ищет мужа, ходит на свидания с любым приезжим "видным" мужчиной, отдается им, пишет им безнадежные письма, на которые никогда не получает ответа, получает по морде от жены одного из них и, по-детски радуясь, примеряет свадебные платья, которые никогда не наденет. А еще надо заботиться о деде, который то газ забудет выключить, то вообще сбежит в деревню. Вроде бы жизнь, как она есть, что подчеркивают документальные кадры разделки куриных тушек. У Ларисы Садиловой — интересная, авторская манера строить кадр, который часто оборачивается то примитивистской живописью, мещанским дизайном, то холодной и испытывающей отвращение к плоти немецкой "новой вещностью" 1920-х годов. И эта манера разительно противоречит заявленной режиссером любви к своим героям. Перейдена грань, на которой всегда трудно удержаться сторонникам "киноправды". Лилю можно назвать и чистой душой, и городской сумасшедшей. На экране она более всего напоминает сумасшедшую. Беда в том, что режиссер пытается заставить себя и зрителей полюбить героев, но сама испытывает лишь брезгливость, непонимание, скуку. Вымученное объяснение в любви хуже оскорбления. Возможный выход для себя Лариса Садилова видит в том, чтобы перевести фильм в жанр человеческой комедии о людском муравейнике: многое, слишком многое на экране напоминает о фильмах Киры Муратовой, которая хотя, по распространенному мнению, и не любит людей, но крайне ими заинтригована. И никогда не позволяет себе ради пущего эффекта подбавлять в краски и без того непростой жизни черного, чем "С любовью, Лиля" грешит постоянно.