ЭМИР КУСТУРИЦА ответил на вопросы АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА.
— Вас называют "певцом балканской мифологии", вы не устали от постоянства этого определения?
— Балканская мифология — это такая странная, заковыристая вещь: ее каждый раз надо расшифровывать для западных зрителей заново, иначе они не врубаются. А при этом легко повториться, стать пленником собственных клише. Когда я снимал "Жизнь как чудо", мне многие говорили: это старомодное кино. Но я решил сделать старомодное современное кино. И сделал — так, как я это понимаю. И плевать, в конце концов, на каннский вердикт. Были у меня и покрытые золотом "Львы", и "Медведи", и Пальмовые ветви. Какая разница, есть еще один зверь в твоем призовом зоопарке или нет.— Но ваш новый фильм опирается не только на типично балканские сюжеты. В нем можно увидеть отголоски и "Кавказского пленника" Льва Толстого, и, конечно, "Ромео и Джульетты"...
— Это так. История Луки и Сабахи напоминает о веронских любовниках. Но, как сказал Петер Хандке, я соединил в фильме Шекспира и братьев Маркс, трагедию и комедию.
— Вы считаете, что тема войны по-прежнему актуальнее других?
— А куда от нее денешься? Когда началась война в Югославии, я находился в Париже и первый месяц, даже больше не мог поверить в то, что видел по телевидению. Это было словно возвращение во времена Древнего Рима, когда Колизей захлебывался кровью. Точно то же самое происходит с Лукой, он не верит реальности, но та настигает его. И тогда мой герой находит свой способ бороться с безумием — через любовь, которая способна творить чудеса.
— А вы как боретесь? Искусство может остановить войну?
— Чтобы так думать, надо быть слишком большим оптимистом. Прошлый век считается веком разрушительных войн, но тогда было все же несравнимо больше надежды. Война проходила — и человечество обретало какую-то внутреннюю уверенность. Сегодня смерть стала повседневностью, больше не существует никаких коллективных утопий, и все, что человек может сделать, это создать свою личную утопию, свой маленький хрупкий рай.
— Значит, вы не верите, что на политику можно влиять — как полагает победивший в Канне Майкл Мур?
— Если бы я следовал установкам политиков, то не мог бы, например, поехать в Россию. И в Соединенные Штаты тоже. Это они вместе со своими союзниками сформировали после первой мировой войны Югославию, и они же разрушили ее — единственное мультиэтническое государство на Балканах. Меня не интересует политическая сторона войны, она слишком очевидна. Гораздо важнее увидеть, как отражается война на человеке, его семье, его душе, его способности любить. Об этом писал Шекспир, об этом говорит все классическое искусство.
— Когда мы встречались пять лет назад после фильма "Черная кошка, белый кот", вы рассказывали о том, что ваш дом в Сараево разрушен, а ваша семья изгнана. Вы так и не вернулись туда?
— А куда возвращаться? Как и Лука, я построил дом на границе Сербии и Боснии. И здесь теперь мое убежище.