Молодой юрист из Липецка Сергей Зиновьев показывает мне фотографию. На фотографии — человеческое сердце. Сердце рассечено напополам, и видно, что заросло изнутри белой, похожей на сало опухолью. Это рассеченное сердце, которое показывает Сергей,— сердце его девятилетнего сына Никиты. Никита сидит рядом на диване и играет в компьютерную игру про Астерикса. У Никиты в груди — сердце другого мальчика.
Когда ветер со стороны металлургического комбината, над Липецком висит смог. Говорят, от смога у многих детей здесь легочные заболевания. И Никите Зиновьеву тоже ставили астму. Ну ничего, живут же как-то дети с астмой. Два года назад к новогоднему празднику Никите сшили костюм Бэтмена.
— Я не помню никакого костюма Бэтмена,— Никита отвлекается от игры.— А что, у меня был такой костюм?
— Был,— отвечает Сергей сыну.- Ты не помнишь. Ты же не пошел на праздник. И не видел костюма. Это же был сюрприз.
Перед новым 2003 годом у Никиты поднялась температура. Очень высокая, без кашля и красного горла. Мальчику кололи антибиотики, и температура прошла, а в феврале поднялась снова. Ему сделали УЗИ сердца, нашли в сердце опухоль диаметром шесть сантиметров и отправили в Москву на операцию.
— Очень было страшно,— говорит Сергей.— Представляешь, ни с того ни с сего твоему ребенку делают операцию на сердце.
Но ничего, в Москве опухоль вырезали, исследовали и сказали, что она была доброкачественной мезенхимомой, то есть не будет снова расти и не будет давать метастазы. Никита говорит, что было больно, когда снимали швы, а Сергей говорит, что было обидно, когда медсестры вымогали деньги за то, чтобы поставить в палату дополнительную койку для Оксаны, Никитиной мамы.
Тогда казалось, что все обошлось. Но еще через год Никита с Оксаной опять попали в больницу, а стеклышки с кусочками вырезанной из Никитиного сердца опухоли отправили на повторное исследование в онкологический центр, и там сказали — саркома, злокачественная опухоль, растет. В декабре 2003 года опухоль выросла до 12 сантиметров в диаметре и была на этот раз не снаружи сердца, а внутри. Врачи сказали, что ничего нельзя сделать, разве что поехать за границу. Оксана говорит:
— Они сказали, что мы потратим очень много денег и все равно не спасем ребенка. Что мы молодые и лучше нам родить другого.
— Кого другого? — спрашивает Никита, отвлекаясь от игры.
Сергей нашел несколько клиник в Европе: в Париже, в Гейдельберге, в Мюнстере. Они просили предоплату, эти клиники. €170 тыс. Сергей ходил в городскую администрацию, городская администрация писала письма в Минздрав, но в Минздраве была административная реформа, серьезное дело, недосуг заниматься мальчиком Никитой из Липецка. Никите оставалось жить месяц, может быть, два. Сергей нашел денег только на обследование в Мюнстере. Оксана боялась ехать с сыном в Мюнстер, боялась, что фирма-посредник обманет ее как-нибудь, а муж все-таки юрист. Вот так и получилось, что в Германию с Никитой поехал отец. Сергей надеялся, что в Мюнстере выяснится ошибка московских врачей насчет саркомы, но нет, никакой ошибки. Когда были готовы результаты обследований, Сергей с Никитой гуляли в мюнстерском зоопарке. Они смотрели носорога, Сергею позвонил врач и велел немедленно вернуться в больницу, потому что мальчику нельзя ходить, опухоль может в любую минуту перекрыть сердечный клапан. Надо лежать и ждать донорского сердца.
Никита позвонил маме в Липецк, сказал, что ему поставят новое сердце, и спросил:
— А это будет искусственное сердце или сердце другого ребенка?
— Сердце другого ребенка,— ответила Оксана.
— А мальчика или девочки? — спросил Никита.— Лучше мальчика. А как же тот другой мальчик без сердца?
Шесть недель и три дня Сергей сидел у постели сына и читал ему про Гарри Поттера. Через шесть недель и три дня Сергей купил сыну игровую приставку к телевизору, потому что кончились книжки. Никита был счастлив. Он играл в игру про Астерикса и не хотел спать. Было десять вечера, когда вошла в палату медсестра Марион, толстая добрая тетка. Она улыбалась, она очень радовалась, она сказала: "Herz is here!" Она повторила эту фразу несколько раз, пока Сергей наконец понял, что на смеси немецкого и английского языков фраза значит: "Сердце здесь". Никита заплакал. Пришел доктор, подарил Никите продезинфицированного ежика, сказал, что ежика можно взять с собой на операцию и ежик поможет. Сергей спросил, кто был тот ребенок, чье сердце везут сейчас на вертолете в Мюнстер, а доктор сказал, что информация о доноре не разглашается, можно только сказать, что он был мальчик и ему было четыре года.
В Липецке было двенадцать ночи, Оксана уже легла и потушила свет, когда позвонил Сергей сказать, что операция начинается. Она всю ночь сидела в постели, не включала свет и просто смотрела перед собой. Она говорит, что часа в четыре утра Сергей позвонил снова сказать, что операция прошла успешно. А Сергей говорит, что звонил не в четыре утра, а в десять, и Оксана просто не заметила, как рассвело за окнами и как начался день. Она приехала в Мюнстер на вторые сутки после операции, Никита был еще без сознания, весь в катетерах и дренажах. Она говорила с мальчиком, потому что энцефалограф показывал, что Никита ее слышит. Через неделю мальчик пришел в сознание, и его стали учить двигать веками, двигать пальцами, садиться, вставать. Месяца через два Никиту вывезли в больничный дворик, и мальчик смог сам пересесть с каталки на качели, на которых качался в день приезда в Мюнстер.
— Ну, видишь,— сказал Сергей.— Я же обещал, что ты снова сможешь качаться на качелях, и мы пойдем смотреть носорога.
Еще Сергей обещал клинике в Мюнстере, что найдет €178 тыс., и ему поверили на слово. За прошедшие после операции полгода он нашел €160 тыс. Ему надо найти еще €17 тыс.. И еще Никите нужны лекарства, препятствующие отторжению донорского органа. Много дорогих лекарств.
ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН