В среду вечером корреспонденту Ъ АЛЕКСЕЮ Ъ-ДОСПЕХОВУ посчастливилось побывать на одном из самых драматичных в истории спортивной гимнастики турниров. Американец Пол Хэмм выиграл золотую медаль в многоборье, когда уже все, в том числе и он сам, были убеждены, что у него нет шансов даже на "бронзу".
Все для Пола Хэмма, чемпиона мира, любимца американских девушек, включенного в число 50 самых красивых мужчин США, начиналось прекрасно. Прекраснее не бывает: вольные — 9,725, конь — 9,700, кольца — 9,587! И соревнования в мужском многоборье постепенно становились неинтересными. Тем более что оба наших гимнаста — и очень опытный Алексей Бондаренко и не очень опытный Георгий Гребеньков — как-то сразу оказались за пределами первой десятки, что, правда, те, кто хоть немного разбирается в гимнастике, конечно же, предвидели: после того как замученный травмами Алексей Немов, чемпион сиднейской Олимпиады, от "абсолюта" отказался, сильных многоборцев у нас не осталось совсем.
И вот когда я уже совсем заскучал, Пол Хэмм выполнил опорный прыжок. И приземлился так неудачно, что, потеряв равновесие, нелепо рухнул с дорожки вбок, едва не сбив судейский столик. Те, кто за этим столиком сидел, щадить Хэмма не стали, поставив ему 9,137. И неподалеку от меня двое американских болельщиков принялись аккуратно сворачивать свои национальные флаги и укладывать их в сумки.
Потом, разумеется, этот прыжок обсуждали очень долго. Оказывается, он ведь был главным козырем Пола Хэмма — и такой провал! Услышал версию: все из-за того, что американец в полете не набрал нужной высоты. Но сам он сказал, что как раз в полете чувствовал: все в порядке... Впрочем, не так уж, по-моему, важно, отчего он упал. Важно, что после падения Пол Хэмм опустился на 12-е место.
В тот момент, если верить американцу, он был твердо убежден в том, что "золото" от него ушло. У него в программе оставались два самых слабых вида — брусья и перекладина. Но даже если бы брусья с перекладиной были его козырями, задача отыграться все равно представлялась нереальной. Тренер Пола Хэмма Майлз Эйвери нашел для ситуации сравнение из области баскетбола, американскими журналистами оцененное по достоинству дружным смехом: "Это все равно как если бы Шакилу О`Нилу надо было попасть десять штрафных подряд".
После четвертого вида вперед вышел Ян Вей. И я, как и многие другие в зале, подумал, что "золото" достанется Китаю: слишком уверенно его лидер отработал на брусьях. А спустя несколько минут Ян Вей не удержался на перекладине. И на первые две позиции выбрались корейцы Ким Дэ Ын с Янг Тэ Йоном, которым, создавалось впечатление, никто не в силах помешать разыграть между собой золотую награду.
Нет, первую серию этих своих штрафных Пол Хэмм исполнил максимально точно: 9,837 за брусья — и он четвертый. Однако оставалась вторая, куда более трудная. Оставалась перекладина, которая у него не шла никогда и которую он уже успел завалить в Афинах — два дня назад, в командных соревнованиях.
Пол Хэмм выступал последним. Я внимательно смотрел на сидящего в углу Ким Дэ Ына. Кореец был лидером и, конечно же, как и все остальные, успел подсчитать: для того чтобы он остался без "золота", Хэмму надо набрать больше 9,825. И, наверное, как и все остальные, знал, что такие баллы американец вряд ли наберет. Я смотрел на корейца — и вдруг увидел, что он закрыл глаза. Он, кажется, так ни разу и не открыл их за все то время, что Пол Хэмм выполнял свое упражнение. И не видел, как тот делает три "слепых", на одной руке оборота, идеальный соскок. Зато наверняка слышал, как Майлз Эйвери кричит своему ученику: "Ты чемпион!", раз я, находившийся в полусотне метров от него, этот крик услышал. И даже услышал, что Хэмм тренеру отвечает: "No way!" ("Не может быть!")
Может, может. За эти свои три оборота на одной руке и "мертвый" соскок Пол Хэмм заработал 9,837. Кореец посмотрел на табло и ловко увернулся от тренера, который пытался похлопать его в утешение по спине. Двое американцев рядом со мной заново развернули свои флаги. Первый за сто лет американский чемпион Олимпиады в многоборье (в 1904 году его выиграл некто Джулиус Ленхарт, а с тех пор как отрезало) помахал рукой по очереди всем болельщикам.
Я почувствовал, что, как ни странно, Пол Хэмм мне теперь не очень интересен, как не бывают интересны чересчур эффектные, чересчур киношные сюжеты и их главные герои. Всегда ведь заранее знаешь, что они скажут. Я почувствовал, что мне почему-то больше интересен гимнаст Георгий Гребеньков. Ну хотя бы потому, что для меня было полной загадкой, что такое для нынешнего, так уж получается, лидера российской мужской гимнастики 12-е место на Олимпиаде — успех, трагедия, норма?
И Гребеньков не разочаровал. После разговора с ним, абсолютно честным, как убедился впоследствии, молодым человеком, я все отчетливо понял.
— А я просто не мог выступить лучше. На турнике ошибся, а коня у меня нет. Я его просто,— Гребеньков подобрал определение на профессиональном жаргоне,--"давлю". Большой слишком для него.
— Так, значит, в многоборье нам ничего не светило. А американец, как считаете, заслуженно победил?
— Честно? — зачем-то переспросил Гребеньков, хотя уже было ясно, что неискренне он на вопросы не отвечает.— Нет. Американца хоть немного, но подтягивали. Корейцы лучше выглядели. И румын подтягивали. Почему? Мое дело — выходить и выступать. Хотя, конечно, обидно. Работаешь, работаешь — а судьи по-своему решают.
Итак, разговор перешел на хорошо знакомую тему, успешно накануне освоенную российскими девушками после командного турнира. Но я, видя, что собеседник откровенный, решил спросить в лоб:
— А может, это просто с российской гимнастикой что-то не то творится, проигрываем ведь?
— Нет, с нашей гимнастикой все нормально,— ответил Георгий Гребеньков.— Мы просто делаем другую гимнастику. Более экстремальную. Отсюда и большое количество ошибок, хотя на тренировках все получается. Я могу в пример турник привести: сравните, как наши ребята летают и как — иностранцы. Да никто не делает такую гимнастику, как мы! Ну, может, еще американцы. И то потому, что с ними много наших тренеров работает. Вот сейчас с их командой в Афины приехало трое русских. Или вольные мои сегодняшние возьмем. Они даже ни разу два сальто не делают, а у меня два двойных. Им ставят 9,7, мне — 9,5.
— Безнадега, следовательно, полная?
— Ну, пока да,— не стал приукрашивать действительность честный Гребеньков.
— И что, и на отдельных снарядах шансов нет?
— На всех есть,— к нему вдруг вернулся оптимизм.— Могу, к примеру, сказать, что у Немова на турнике шесть перелетов, Саша Сафошкин на данный момент делает лучшие кольца в мире. Он делает такое, чего никто не делает — все, что существует в гимнастике! У него только один элемент вниз, а остальные — вверх. Но пока он тут седьмой. Вот об этом я и говорю.
Да, мне оставалось только посочувствовать Георгию Гребенькову и его партнерам, попавшим в какой-то замкнутый круг: сложные элементы приводят к ошибкам, а судьи вдобавок всю эту сложность игнорируют, а ошибки, напротив, замечают. И где выход, зачем вообще стараться? Нет его, выхода, кажется.
— И кто за всем этим стоит? — допытывался я у гимнаста.
— Если скажу, мне потом по шапке надают,— улыбнулся он.
Но не выдержал и намекнул:
— Обратите внимание: в последнее время чаще всего выигрывают США и Румыния. Такая вот география.
— Про США понимаю, а румыны-то откуда? Видимо, у них кто-то в федерации сидит,— помог я ему, чувствуя, что честный Гребеньков вот-вот сдастся.
Он сдался:
— Если быть точным, то вице-президент и председатель технического комитета, который правила делает.
Замкнутый круг показался мне еще более прочным.