Это было на одной из бесчисленных звериных троп, которые, как известно, ведут прямиком в Рим. Изнемогая от жары, музыканты шли гуськом, след в след, судорожно прижимая к груди футляры с инструментами. Правда, с тех пор, как руководитель оркестрика, не выдержав жары и голода, сошел с ума и убежал в лес, порядка в коллективе стало заметно меньше, поэтому сдается нам, что некоторые из работников культуры несли уже пустые футляры. Тяжелее всего приходилось пианисту — пропажа его инструмента сразу бросилась бы всем в глаза, а желающих помогать ему, само собой разумеется, не было. "Чтобы я еще раз польстился на заграничное турне", — тупо и монотонно повторял про себя кларнетист (уж он-то никак не собирался расставаться со своей дудкой, так как надеялся спастись в случае, если на их отряд нападут кобры). "Чтобы я хоть когда согласился ехать куда автостопом", — терзался саксофонист, которому жалко было выбрасывать новенький Amalti — тенор-саксофон, размером и весом тянущий на добрый купеческий самовар. Он еще не расплатился со всеми своими кредиторами и с трудом гасил в себе чувство вины перед обобранной до нитки родней. "Чтоб вас всех!" — думал пианист, и его мысли, пожалуй, наиболее точно отражали общее настроение...
Над маленьким национальным парком, расположенным в окрестностях Рима, всходила желтая, как вологодское масло, луна и загорались крупные южные звезды. А представители местной фауны — законные обитатели парка — испуганно жались у решеток, отгораживающих их от близких огней города, ставшего для них привычным и родным. В самом же прекрасном и недосягаемом Риме люди сидели в кафе и на террасах, наслаждаясь вечерней прохладой после дневных +22...27.
А в Москве в это время была глубокая спокойная ночь, и никого не тянуло на улицу, на холодок, под легкий дождик, поскольку все желающие уже познакомились с ним днем, когда было потеплее — +17...22.
В Санкт-Петербурге и днем-то было +8...13, поэтому к вечеру все не просто разбежались по домам, а закрыли окна и достали из лавандовых комодов байковые сорочки до полу и ночные колпаки.
В Хельсинки, где погода весь день была не лучше, какая-то старушка заснула перед телевизором, забыв выдернуть из сети штепсель электроваленка, в котором она грела ноги. Ее сын, заглянувший к ней в гостиную, глубоко задумался над тем, как приспособить валенок к тому же таймеру, что и телевизор.
Короче, завтрашний день везде оказался на редкость спокойным, и только бедные музыканты куда-то все шли и шли.