реваншизм
В ночь с пятницы на субботу в Афинах прошла церемония открытия Олимпиады-2004. О том, как греки брали исторический реванш у всего прогрессивного человечества, репортаж специального корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, который увидел на Олимпийском стадионе то, чего не показали простым телезрителям.
Я вошел на стадион и замер. Мне открылось величественное зрелище. Чаша стадиона была залита водой. Я никогда еще не видел такой огромной лужи. Темнело. Весь этот жестокий high-tech из серебристых дуг опор стадиона и стальной поверхности воды производил неизгладимое впечатление на робкого интеллигента в первом поколении, пришедшего сюда в надежде насладиться античными реминисценциями в их максимально целомудренном виде, то есть на меня. Коллега, разглядев смятение на моем лице, сказал, что, когда на улице совсем стемнеет и заработают мощные прожекторы, эта лужа превратится в чудовищных размеров зеркало и мы не пожалеем, что пришли сюда. Он думал, что успокоил меня.
Но потом я как-то свыкся с этой картиной, и она даже стала мне нравиться. Она напоминала мне арену цирка на льду. Вокруг на трибунах сидели симпатичные люди: мексиканцы, китайцы, испанцы... Ну а что они, не люди, что ли? В конце концов, олимпийский год — не только для олимпийцев. Вместе мы могли горы свернуть.
И нас стали учить этому. На каждом из 50 тыс. кресел лежала картонная коробочка. В коробочке находились автомобильный брелок с подсветкой и медный колокольчик. Не хватало зубной пасты и щетки для обуви.
Девушки-волонтеры, стоящие в каждом секторе, показывали, как пользоваться имеющимися предметами. Если на брелок нажать от души, то он включался и отключался. Если нежно прикоснуться, то он как-то растерянно моргал. Я попробовал, и у меня почти сразу получилось и то и другое. Мое настроение взлетело почти до небес. Я даже сказал себе, что, вернувшись домой, сделаю то, на что не могу решиться, чтобы не расстраиваться, много лет: пройду тесты на IQ.
Чтобы колокольчик зазвенел, им надо было потрясти. Этому большинство зрителей тоже научилось после нескольких показательных уроков. И я тоже был среди них. После этого лично я начал понимать, что все люди — братья (а не швейцарские коровы, как могло бы показаться со стороны). По двум огромным мониторам стали показывать, как где-то в недрах стадиона раскрашивают под античность греческих юношей и девушек. Диктор на стадионе рассказывал нам, что мы, то есть те, кто здесь сидит, уже история. Это немного расстраивало. Потом нас стали учить аплодировать. В общем, время до начала церемонии пролетело незаметно.
Я не знаю, с какого момента началась трансляция, и не уверен, что телезрители увидели, как ведущий большим молотком забил последний гвоздь в олимпийскую арену. Строительство стадиона было, таким образом, закончено точно в срок. С чувством такого же глубокого удовлетворения в простую деревянную шпалу был когда-то забит золотой костыль БАМа.
Начало церемонии не обмануло моих ожиданий. Из телеэкрана вылетела стрела и зажгла на воде пять олимпийских колец. Это не вызвало у меня поначалу никаких ненужных подозрений. Но потом вдруг стало ясно как день, что речь идет об античном многобожии, огнепоклонстве и водоборчестве. Античное язычество демонстрировало нам свои сомнительные преимущества.
Правда, я видел, что и тема high-tech выдерживается изо всех сил, которых у безбожников-организаторов было, похоже, достаточно. Вода подсвечивалась сверху холодным синим светом. По ее поверхности скользил белый бумажный кораблик с маленьким мальчиком на борту. Ничего лишнего не было на этой воде, пока, конечно, в нее по колено не зашла скучающая античная пара. Парень и девушка стали довольно рискованно вести себя на публике. Они явно нуждались в уединении. Казалось, вот-вот кто-то из них, осмотревшись по сторонам, как в известном анекдоте, спросит с тревогой: "Кто здесь?!" И уже мальчик, мне показалось, с усилием отвернулся от парочки, которая вот-вот, по моим подсчетам, уже готова была заняться чем-то совсем предосудительным. И правильно: детям до 16 такое видеть не стоило.
В происходящем катастрофически недоставало темы христианства, хотя бы раннего. Организаторы демонстративно игнорировали ее. Христианство было попрано в то мгновение, когда в воду зашла эта парочка. Если бы такой же подход был выбран для церемонии открытия в какой-нибудь более отчетливо западной стране, то это была бы не парочка, а один человек и он не вошел бы в воду с таким видом, словно решил искупаться, а прошел бы по ней аки посуху. Нам, кажется, давали понять, что после периода античности в истории цивилизации не было ничего особенно привлекательного, на чем стоило хотя бы задержать внимание. Все основные события закончились до нашей эры. Греки на наших глазах брали исторический реванш у человечества.
Это, мне кажется, хорошо понимал сидящий рядом, ниже меня пожилой греческий священник. В руках он держал американский флаг, который ему десять минут назад подарили американские туристы, севшие прямо передо мной и на удивление бесстрастно наблюдавшие за церемонией (тем самым подсознательно верно реагировавшие на происходящее). Батюшка маялся с этим флагом, не зная, куда его девать. Он его и засовывал под сиденье, и тут же доставал оттуда, беспокоясь, наверное, что могут не так понять. В конце концов оказалось, это вообще не флаг, а зонтик.
Так вот, возмущение происходящим на арене в какой-то момент достигло предела в душе батюшки и выплеснулось наружу. Он стал беспомощно озираться по сторонам в поисках идеологической поддержки. Но вокруг были только счастливые лица болельщиков. Я сочувственно кивнул ему. Он горько помахал мне рукой.
В это время над стадионом уже парил чудовищных размеров кусок гипса (под видом мрамора), от которого на глазах отсекалось все лишнее и оставались человеческие торсы. Разлетавшиеся куски плавно качались на тросах. Я увидел, как один из них вдруг начал качаться подозрительно бессистемно. Потом оказалось, что один из трех тросов, держащих глыбу, оторвался, и она закрутилась прямо над президентской ложей. Многое (и многие) в это мгновение оказались под вопросом. Но, к счастью, два оставшихся троса выдержали, и глыба была через некоторое время благополучно посажена на воду. Оставшиеся в воздухе куски тем временем продолжали делиться, и в конце концов на одном из них оказался парень на кубе. А я по привычке ждал девушку на шаре.
Между тем в какой-то момент энергия организаторов, направленная на созидание неожиданных решений, кажется, иссякла, и на стадионе показался состав из передвижных платформ со сценками из жизни античной Греции. На платформах находились макет Парфенона и троянский конь; стояла, потупив взор, Медуза Горгона; какой-то шут гороховый сосредоточенно развлекался с длиннейшим предметом между ног... Вернусь домой — обязательно перечитаю "Мифы Древней Греции".
Это было уже неинтересно. Церемония на платформах вместе с живыми картинками покатилась к своей развязке. На стадион ступили первые олимпийцы. Начался парад. Он занял часа полтора. Шли гаитяне и гаитянки. Остров Самоа представлял полуголый мужчина в юбке. За ним шли два крепких немолодых человека, очевидно санитары. Японцы были в бело-розовых костюмах и выглядели трогательно, как кустики хризантем. Ажиотаж на трибунах вызвало появление представителей угнетенных народов Ирака и Палестины. Американцы, сидящие впереди меня, плакали навзрыд, когда иракцы проходили мимо нашей трибуны. Крокодиловыми были эти слезы.
Греция как родным обрадовалась португальцам. Шли главные помощники греков на недавнем чемпионате Европы по футболу. Литовцы были на две головы выше остальных, так как представлены на Олимпиаде в основном баскетболистами, и производили впечатление другого биологического вида. На полполя растянулась делегация американцев, наполовину, впрочем, состоящая из сотрудников спецслужб (по данным других спецслужб).
Я с замиранием сердца ожидал выхода наших спортсменов. Ну что ж. Они выглядели достойно. Это было не так просто. Уже потом я узнал, как организаторы готовили их к этому выходу. К стадиону их подвезли из Олимпийской деревни. Разместили, пока продолжалась церемония, на соседнем с Олимпийским стадионе. Он был крытым и кондиционированным. Это плюс. В Атланте, например, все было не так здорово. Председатель Национального олимпийского комитета России Леонид Тягачев рассказывал, что там одного польского тренера на жаре хватил солнечный удар и его так никто больше и не видел до конца Олимпиады.
Ждать и в этот раз пришлось довольно долго. Спортсменки довольно скоро скинули обувь и бродили по залу босиком, активно обмениваясь, как это принято на Олимпиаде, значками. За один нормальный значок — с названием страны и флагом — гости могут плотно пообедать в столовой в Олимпийской деревне (и многие здравомыслящие люди так и делают). Японцы предпочитают значками торговать. Так, один значок с символикой Олимпиады-80 журналисты из газеты Asahi продали одному своему же соотечественнику за $250.
Некоторый конфуз у одного из наших спортсменов случился с несколькими неграми в экзотических зеленых одеждах из Экваториальной Гвинеи. Намаявшись в ожидании выхода, олимпийцы стали развлекаться.
— А вы, товарищ, откуда? — доброжелательно спросил россиянин одного из них по-русски.— Не из Воронежа, нет?
— Нет,— ответил товарищ на таком же хорошем русском языке,— из Ставрополя.
Учился он там, как и еще два человека из олимпийской команды этой загадочной страны. Да и для многих на стадионе русский язык был не чужим. Украинцы, например, трогательно жались от австралийцев к россиянам и россиянкам, и молдаване тоже, и даже белорусы, обычно стойкие, как оловянные солдатики.
Выход каждой сборной с маленького стадиона на большой объявляли заранее: готовность — полчаса, пятнадцать минут, десять... В итоге, когда наши вышли на свежий воздух, их через некоторое время вернули назад. Потом вызвали снова и опять вернули. И так три раза. Похоже, греки не могли разобраться с их собственным амбициозным алфавитом.
По стадиону российские олимпийцы прошли очень спокойно. Я бы сказал, слишком спокойно. Было такое впечатление, что им вообще-то и не до трибун. Может быть, люди, претендующие на первое место в общекомандном зачете, так и должны идти, не знаю.
А что если перегорели до стартов?