|
Эпоха военного капитализма |
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Так сложилось, что Латинская Америка прочно ассоциируется с диктатурой. Первые демократические правительства бывших колоний, обретших независимость, продержались там недолго, и их место заняли правители-каудильо, опиравшиеся на военную силу и обладавшие неограниченной властью. В XIX веке каудильо сменяли друг друга в череде военных переворотов и гражданских войн, и сами латиноамериканцы, как казалось, уже мало обращали внимание на то, какой именно генерал занимает тот или иной президентский дворец. Все изменилось в ХХ веке. Индустриальная эпоха не отменила диктатуру, просто на латиноамериканской сцене появился новый тип диктатора — правитель, который железной рукой модернизирует страну.
Островной инстинкт
Иностранным туристам, посещавшим Доминиканскую Республику в период с 1930 по 1961 год, было, наверное, нелегко ориентироваться: главный город страны назывался Сьюдад-Трухильо, самая высокая гора — пик Трухильо, многие улицы, мосты, парки, школы также носили имя Трухильо. В центре столицы сиял неоном лозунг: "Бог и Трухильо".
В 1919 году Рафаэль Трухильо, будущий каудильо, который фактически управлял республикой 31 год, и генералиссимус, а пока скромный 28-летний телеграфист, стеснявшийся своих африканских корней, поступил на службу в полицию. Уже через шесть лет он ее возглавил, а еще через пару лет возглавил национальную армию, в которую переименовали полицию. По латиноамериканской традиции командовать армией означало управлять страной, а потому в 1930 году Трухильо без труда выиграл "свободные" выборы и стал президентом.
 |
| Фото: AFP |
| Став генералиссимусом, телеграфист Трухильо сумел с выгодой для себя приватизировать большую часть предприятий страны, которой управлял |
Для начала Трухильо создал Доминиканскую партию, которая, естественно, оказалась правящей и вообще единственной в стране. Поскольку членство в партии значительно облегчало жизнь, число партийцев вскоре почти сравнялось с числом избирателей — 1,2 млн из примерно 1,3 млн граждан, имевших право голоса. Все они, боясь лишиться заветного партбилета, исправно платили взносы, а казной партии распоряжался Трухильо.
Затем президент начал развивать свое подсобное хозяйство, постепенно включая в него экономику страны. Еще будучи шефом полиции, Трухильо приобрел небольшую ферму, на которой выращивал скот. Затем к владениям генерала добавилось несколько тысяч акров, которые также были превращены в пастбища. Поскольку бизнесу мешали конкуренты, Трухильо, став президентом, ввел госмонополию на поставку мяса в столицу. Естественно, государство закупало мясо у своего президента. За мясной монополией последовала молочная. Хозяйство продолжало расти: в 1936 году Трухильо купил 10 тыс. акров на севере страны, причем ирригация этих земель была проведена за счет облигаций, выпущенных местными властями.
 |
| Фото: AFP |
| Генерал Стреснер определял в Парагвае все — от числа голосов, которые получит на выборах оппозиция, до того, какими должны быть рекламные ролики на телевидении |
Надо сказать, что приватизация страны в пользу правящего клана пошла на пользу экономике. Став ее полновластным хозяином, Трухильо и относился к ней как к своей асьенде. Он вникал в каждую хозяйственную мелочь и требовал того же от своей администрации. Однажды госсекретарь по развитию и общественным работам Федерико Альварес во время доклада забыл упомянуть о строительстве моста через реку Игуамо. Извиняясь за это упущение, Альварес сказал, что мост еще только строится. Трухильо пришел в ярость: "Как же вы забыли о нем, если он строится? Доложите, какова длина моста! И вообще, какой он ширины? И сколько он, наконец, стоит?" После того как Трухильо вышел из кабинета, хлопнув дверью, несчастный министр еле доковылял до балкона — там его вырвало. Нервный шок Альвареса легко объясним: он, как и все чиновники, знал, что находится в полной власти Трухильо, а лишаясь должности, они лишались всего. Впрочем, бояться следовало не только за свое имущество: противники диктатора регулярно оказывались в тюрьмах, а то и просто бесследно исчезали.
В стабильную страну охотно шли иностранные инвесторы, лишенная внутренней конкуренции экономика была целиком ориентирована на внешний рынок, что приносило хорошие доходы, пока внешнеполитический горизонт оставался безоблачным. В 30-е годы диктаторские замашки Трухильо никого не удивляли, ведь в то же время по другую сторону океана правили Муссолини, Гитлер, Сталин. Позже, с началом холодной войны, Трухильо объявил свою страну бастионом борьбы с коммунизмом, за что и был удостоен от госсекретаря США Корделла Халла знаменитого "он, быть может, и сукин сын, но он наш сукин сын". На фоне других стран региона Доминиканская Республика выглядела процветающим государством. Достаточно сказать, что в 1947 году страна полностью расплатилась по внешним долгам.
 |
| Фото: AP |
| Франсуа Дювалье говорил: "Я — лучшее, что случалось с вами, и если вы так не думаете, я вас убью" |
30 мая 1961 года автомобиль Трухильо был изрешечен пулями, диктатор погиб. Виновных поймали, убили, а трупы порубили мачете и скормили крокодилам, однако семье Трухильо пришлось бежать из страны (они, впрочем, прихватили с собой немалые деньги). 31 год правления генералиссимуса вошел в историю республики как "эпоха Трухильо", а диктаторское движение в Латинской Америке обогатилось новым явлением: на смену классическому каудильо пришел фактически владелец страны.
Немецкий захватчик
Генерал Альфредо Стреснер, правивший Парагваем с 1954 по 1989 год, немало взял из опыта Трухильо и при этом не повторил его ошибок, что позволило ему установить рекорд продолжительности правления среди диктаторов Латинской Америки.
В наследство от предшественников Стреснеру досталась разоренная страна. Промышленность пребывала в зачаточном состоянии, инфляция была неуправляемой, а казна пуста. Но недаром Стреснер был сыном немца — пивовара, эмигрировавшего из Баварии: свое правление генерал начал с наведения порядка. Прежде всего, подобно Трухильо, он замкнул на себе все управление страной. Отныне ни одно назначение в армии или чиновничьем аппарате не могло состояться без его утверждения. Рабочий день генерала начинался в 4.30 и продолжался до вечера, и все это время в приемной толпились сотни просителей: Стреснер единолично решал любые споры и проблемы. Своя партия у него тоже была — "Колорадо", в которой состояло около 35% взрослого населения Парагвая.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| В Латинской Америке любили американскую помощь, но не американцев. Ричарду Никсону там противостояла разъяренная толпа, а Джону Кеннеди — магия вуду |
Инфляция была побеждена, и в стране начался робкий экономический рост. Теперь Стреснер начал кампанию по заселению малоосвоенных восточных регионов Парагвая, назвав ее очень по-немецки — "Марш на Восток". В ходе марша многие безземельные крестьяне получили наделы, что сняло социальную напряженность.
В ходе другой кампании, начавшейся в 1967 году, Стреснер приучил парагвайцев выращивать сою, о которой они раньше мало что слышали. К 1987 году урожай этой культуры перевалил за 1 млн тонн, ее возделывание приносило около $150 млн ежегодно.
В отличие от Трухильо Стреснер ценил хорошие отношения с соседями и, вместо того чтобы "заказывать" иностранных президентов, успешно выжимал из них деньги. Прежде всего генерал подружился с Бразилией. С участием бразильского капитала была построена дорога между Асунсьоном и бразильскими портами, которая устранила зависимость Парагвая от портов Аргентины. Затем Стреснер подружился с США. Побывавший в Асунсьоне в 1958 году вице-президент и будущий президент США Ричард Никсон похвалил Парагвай за стойкую антикоммунистическую позицию, после чего на долю американской помощи приходилось около 40% парагвайского бюджета.
 |
| Фото: AP |
| Генерал Пиночет разъяснял: "То, что тела господ коммунистов были сложены по два в один гроб, мне кажется разумным с точки зрения экономики, которую они сами и подорвали" |
Не последнюю роль в жизни парагвайской экономики стали играть контрабанда и другие не вполне законные операции, долю в которых имели высокопоставленные чиновники. Парагвай считался надежным убежищем для любых международных преступников, включая нацистов, а также для любых капиталов темного происхождения. В 1966 году в Асунсьоне объявились два гражданина ФРГ, укравших из франкфуртского банка, где они работали, 1 млн немецких марок. Интерпол выследил воров и сообщил об этом парагвайским властям, после чего в гостиничном номере, где остановились немцы, раздался телефонный звонок: шеф полиции страны и глава департамента расследований вежливо сообщили о происходящем и предложили им переместиться в Бразилию на полицейском самолете за соответствующее вознаграждение. Однако разговор подслушала служащая отеля — немка, которая проинформировала о нем посольство ФРГ. Разгорелся скандал, Стреснер был вынужден арестовать своих генералов, но, впрочем, не забыл их освободить, когда об инциденте забыли.
Как бы то ни было, правление Стреснера выглядело сравнительно гуманным и даже почти демократическим. В стране помимо "Колорадо" действовали оппозиционные партии, которым директивно на каждых выборах отписывалось около 10% голосов. Сам Стреснер неизменно побеждал на президентских выборах. В отличие от прочих диктаторов генерал не прятался за спинами телохранителей, а, напротив, почти каждый вечер в одиночку катался по Асунсьону в автомобиле. По вечерам Стреснер любил захаживать в шахматный клуб, где с удовольствием играл со всеми желающими, а по выходным часто облетал свою страну на самолете, которым сам же и управлял.
Семья диктатора также не выглядела пантеоном небожителей: однажды полицейский в соответствии со служебными предписаниями выстрелил в машину сына Стреснера Уго Альфредо, поскольку его шофер проехал на красный свет и не прореагировал на приказ остановиться.
Генерал Стреснер был отстранен от власти в феврале 1989 года мужем собственной дочери и теперь доживает свои дни в Бразилии. За 35 лет своего правления этот человек дал Парагваю то, чего недоставало стране всю ее предыдущую историю,— стабильность, а также доказал, что диктатура вполне может благополучно существовать, в том числе на чужие деньги, если будет держаться в известных рамках приличий.
Власть вуду
Франсуа Дювалье, прозванный Папой Доком, был одним из немногих диктаторов, кому удалось сохранить власть до самой смерти и при этом умереть не от пули, а в силу естественных причин. Еще более удивительным является то, что он, не будучи связан с силовыми структурами, сумел так основательно запугать своих сограждан, что те и не помышляли хоть о каком-то сопротивлении.
До своего прихода к власти Дювалье, врач по образованию, руководил на Гаити здравоохранением: боролся с эпидемиями и ведал распределением гуманитарной помощи из США. Параллельно он занимался исследованиями гаитянского фольклора и выступал за переход власти на Гаити от мулатов к черному большинству. В 1956 году после очередного кризиса власти Дювалье был избран президентом, и мало кто мог тогда предположить, что его правление растянется на 15 лет.
К моменту прихода Дювалье к власти социальное устройство Гаити было, пожалуй, даже более архаичным, чем в Парагвае до Стреснера. К тому же в Парагвае все-таки имелись трудолюбивые общины, такие как немецкая и русская, на Гаити же большинство населения исповедовало принципы, сформулированные в местных пословицах: "Если бы работа была хорошей вещью, ее давно бы уже присвоили богатеи" и "От дури не умрешь, а милее — станешь".
Даже с учетом успехов Стреснера можно сказать, что Франсуа Дювалье довел искусство собирать деньги с иностранных держав до совершенства. Для начала Папа Док нанял правильного PR-агента. Создание привлекательного имиджа страны было поручено американской фирме, которую возглавлял Джон Рузвельт — младший сын Франклина Рузвельта. Рекламная кампания прошла вполне успешно, и в казну потекли первые ручейки американской помощи. В дальнейшем Дювалье сам прекрасно научился выпрашивать деньги: когда в США крепло движение за права чернокожего населения, Папа Док заявлял, что Америка мало помогает Гаити, потому что большинство гаитян — черные. Когда в Америке обострялась борьба с коммунизмом, Дювалье подавал себя как главного антикоммуниста и требовал денег на борьбу с "красной угрозой". А когда напряженность спадала, делал вид, что вот-вот объединится с кубинским лидером Фиделем Кастро, и просил денег еще, мол, не дадите — вам же будет хуже. Кубинская революция вообще оказалась как нельзя более кстати: во-первых, можно было не возвращать многомиллионный кредит, полученный от свергнутого Фиделем кубинского диктатора Батисты, а во-вторых, США отобрали у Кубы квоту на поставку сахара и на 25% увеличили ее для Гаити. Все эти уловки, как ни странно, прекрасно срабатывали, и только за первые три года правления Дювалье получил от Вашингтона $21 млн, в том числе $7 млн — безвозмездно.
Кроме того, правительство Дювалье успешно овладело искусством продавать одни и те же объекты по нескольку раз. Так, в 1958 году у гражданина Италии было отобрано казино в Порт-о-Пренсе. Затем заведение трижды продавалось разным владельцам и трижды вновь "национализировалось", причем при каждой продаже с покупателей брали ставшие почти официальными взятки. В итоге казино обрело постоянного владельца — им оказался сам Папа Док. Похожая история произошла с японской фирмой, которой Дювалье продал концессию на вылов рыбы в водах Гаити. После уплаты всех подобающих взяток контракт был разорван.
Как-то в интервью The New York Times Дювалье заявил: "Я не диктатор. Я просто деревенский доктор. Я просто хочу обустроить Гаити". Президент провозгласил курс на "экономическое освобождение" в сочетании с "дювальеристской революцией", под которой понималась готовность гаитянского народа жертвовать всем ради любимого вождя. Смысл понятия "дювальерист" объяснил один из ближайших сподвижников Папы Дока Лукнер Камброн: "Хороший дювальерист должен быть готов к тому, чтобы однажды убить своих детей, а также к тому, что дети однажды убьют его самого". Вместе с тем, несмотря на любовь народа к своему вождю, экономика входила в штопор, Гаити захлестнула волна банкротств. Но Дювалье и тут не растерялся: в 1958 году он запретил банкротства как таковые. В указе президента говорилось, что закрытие любого производства "может рассматриваться как провокационная социально-политическая агитация". В результате фактически обанкротившиеся предприятия делали вид, что нормально работают.
Любой другой диктатор лишился бы своего поста, не натворив и половины того, что удалось Дювалье,— просто однажды был бы арестован собственным караулом. Но не таков был Папа Док. В начале своего правления он, чтобы заручиться поддержкой армии, закупил в Италии крупную партию оружия (главным образом оставшегося там со второй мировой войны). Вокруг президентского дворца было выставлено с десяток американских танков, но вот толковых танкистов и механиков в Гаити не нашлось, а потому машины постепенно пришли в окончательную негодность. Однако военные продолжали представлять определенную угрозу, и президент принял поистине дювальеристское решение: разогнал большую часть офицерского корпуса и сократил армию в два раза. Что чуть не стоило ему президентства: отряд из восьми человек, среди которых были и уволенные офицеры, едва не взял под контроль весь остров. Атака "великолепной восьмерки" была с честью отбита, после чего Дювалье решил как следует укрепить свою власть.
Его опорой стал корпус тонтон-макутов — лично преданных президенту боевиков, своего рода опричников. Само слово "тонтон-макут" происходит из гаитянского фольклора, любимого Дювалье, и примерно соответствует по смыслу русскому "упырь". Тонтон-макуты внушали прочим гаитянам суеверный ужас — старались походить на выходцев с того света и никогда, даже ночью, не снимали темных очков. Естественно, Дювалье использовал свою гвардию для пополнения госбюджета: тонтон-макуты вымогали деньги, а с не желающими платить поступали по законам революционного времени.
Террор тонтон-макутов был подкреплен леденящими гаитянскую душу слухами об оккультных обрядах вуду, которые производил лично президент. Говорили, что Дювалье часами сидит в ванной, надев на голову особую ритуальную шляпу, гадает на козлиных внутренностях, а также раз в год спит на могиле гаитянского национального героя Дессалина, с которым находится в духовном контакте. Сам Дювалье сознательно поддерживал свою репутацию черного колдуна и часто приглашал в свой дворец гунганов и бокоров — жрецов и колдунов вуду. С одним бокором, правда, однажды приключился конфуз: старичок переволновался, и у него случился приступ диареи прямо в президентском дворце. Колдуну оказали помощь, выдали новые штаны и вернули в джунгли.
Кстати, многие гаитяне до сих пор уверены, что Джон Кеннеди погиб в связи с тем, что на него почему-то обозлился Дювалье: за несколько дней до роковых выстрелов в Техасе он истыкал иголками куклу--американского президента.
За время правления Папа Док сумел реализовать несколько крупных проектов, включая постройку аэропорта в Порт-о-Пренсе, однако немалая часть средств, с таким трудом собранных им на стороне, была потрачена впустую или просто разворована. Несмотря на внешнюю диковатость, диктатура Дювалье была, пожалуй, более близка реалиям XX века, чем режимы Трухильо и Стреснера, поскольку во многом основывалась на пропаганде и PR-технологиях, пусть даже и в форме вуду.
Последний антигерой
11 сентября 1973 года главные мировые новости приходили из Чили: военные взяли штурмом президентский дворец, убили законного президента Сальвадора Альенде, а его сторонников согнали на стадион. В советские годы для жителей нашей страны генерал Аугусто Пиночет был воплощением абсолютного зла и именовался в СССР не иначе как фашистом. В постсоветскую эпоху образ генерала в глазах россиян резко посветлел, и для многих российских политиков сравнение с Пиночетом стало комплиментом. Между тем чилийский режим 1973-1989 годов мало чем отличался от других латиноамериканских диктатур, а успехи экономической модели Пиночета несколько преувеличены.
В начале правления Пиночет столкнулся с необходимостью ликвидации последствий социалистического эксперимента, проводившегося Сальвадором Альенде с 1970 года. Инфляция в стране достигла 600%, иностранный капитал обходил Чили стороной, поскольку Альенде национализировал банки и горно-добывающие компании, а в сельской местности революционно настроенные массы делили землю, используя винтовки в качестве аргумента. Компенсации бывшим владельцам компаний Альенде платить отказался, заявив, что те и так долгие годы получали "чрезмерную прибыль". Большой любитель черного юмора, генерал Пиночет комментировал некоторые шокирующие детали своего переворота так: "То, что тела господ коммунистов были сложены по два в один гроб, мне кажется разумным с точки зрения экономики, которую они сами и подорвали".
Диктатор говаривал: "Я надел на Чили железные штаны". Пиночет объявил, что не намерен обсуждать с народом три вещи: роль армии, католической церкви и частной собственности. Чилийская хунта ликвидировала все напоминания о демократии, навела порядок на улицах, остановила национализацию, освободила бизнес от госконтроля и выплатила компенсации жертвам альендевской экспроприации.
В роли разработчиков экономических мероприятий режима выступили знаменитые "чикагские мальчики" из школы Милтона Фридмана. По легенде, выслушав экономистов-либералов, Пиночет спросил, будет ли Чили и через 20 лет жить за счет экспорта меди, и получил ответ: "Первое: мы вам не скажем. Второе: мы не скажем, потому что не знаем. Третье: никто другой этого тоже не знает. Четвертое: тот, кто скажет, что знает, является лжецом и мошенником. И наконец, пятое: дайте свободному рынку действовать, и он сам решит, кто прав, кто виноват, сам выведет перспективные компании и отрасли на мировой рынок и уничтожит неэффективные".
При Пиночете экономика была переориентирована с обслуживания внутренних нужд и обеспечения социальной поддержки малоимущих на экспорт. При этом правительство, стремясь привлечь зарубежный капитал, фактически уравняло в правах чилийский и иностранный бизнес, и первый просто не выдерживал конкуренции со вторым. В результате торговое сальдо оставалось отрицательным, поскольку импорт промышленных товаров рос быстрее экспорта. Средства из реального сектора стали перетекать в сферу финансовых спекуляций — началась безработица, что подрывало внутренний спрос. Безусловно, отказ от протекционизма нравился далеко не всем, однако права голоса при диктаторе были лишены не только коммунисты, но и бизнес-элита — кроме той, что относилась к фаворитам режима.
Новое руководство Чили, естественно, попало в разряд "наших сукиных сынов", стране охотно оказывали финансовую помощь — экономика постепенно подсаживалась на кредитную иглу, что сказалось в 1982 году, когда выросли ставки по международным кредитам. Национальная валюта резко "полегчала", а долги продолжали номинироваться в долларах. Правительство было вынуждено отказаться от ультралиберального курса "чикагских мальчиков". В итоге с кризисом удалось справиться, но к прежнему либерализму возврата уже не было.
После кризиса 1982 года в стране началось брожение, которое заставило Пиночета ослабить диктаторскую хватку. В 1987 году был снят запрет на политические партии, а в 1988-м население на плебисците отвергло план продления полномочий генерала на восемь лет. В 1989 году диктатор ушел на покой, который, впрочем, до сих пор тревожат те, кто хотел бы видеть бывшего диктатора на скамье подсудимых, не без основания считая его виновным в гибели многих людей. Вместе с тем Чили до сих пор считается наиболее развитой южноамериканской страной, и жители соседних государств мечтают получить там работу. Сам же экс-диктатор не так давно сказал в интервью, что ни о чем не жалеет и ни в чем не раскаивается: "За что извиняться? Это они должны просить у меня прощения".
Аугусто Пиночет не был ни собственником страны, как Трухильо, ни отцом народа, как Стреснер, ни пламенным вождем с оригинальными идеями, как Дювалье. Тем не менее он легко вписывается в ряд великих латиноамериканских диктаторов, поскольку главным рычагом управления экономикой при нем был скорее штык, нежели "невидимая рука рынка". Вообще, результаты деятельности диктаторов всегда неоднозначны, ведь своих целей, какими бы те ни были, они достигают главным образом с помощью насилия. Что можно как-то понять, учитывая латиноамериканские реалии, но вряд ли — приветствовать.
КИРИЛЛ БОЛЬШАКОВ