Как перестать быть вежливым и полюбить безумное порно

Ксения Рождественская о реконструкции непристойности в фильме Раду Жуде «Безумное кино для взрослых»

До российских экранов не без проблем добрался победитель Берлинского кинофестиваля — фильм-провокация Раду Жуде «Безумное кино для взрослых». Прокатчики не смогли оставить оригинальное название — «Неуместный трах, или Безумное порно», а режиссеру пришлось самому отцензурировать собственный фильм, чтобы он мог получить прокатное удостоверение в России. Но, кажется, Жуде сделал это не без удовольствия: фильм о лицемерии современного общества стал более многозначным

Фото: Capella Film

Фото: Capella Film

Любительский порноролик Эми, учительницы истории в дорогой частной школе, утекает в сеть, и директриса созывает родительское собрание, на котором надо решить, что делать с «порноучилкой». Родительское собрание, естественно, превращается в фарс. Мало того, что в эпоху пандемии оно проходит в школьном дворе, мало того, что оно начинается просмотром этого ролика, но родители еще и довольно быстро скатываются к обсуждению «жидов и пидоров», Холокоста и того, что должна и чего не должна делать женщина.

Режиссер Раду Жуде — самый циничный и самый прямолинейный из румынских режиссеров, а главное — он отлично понимает, что снимает «фильмы дурного вкуса», и получает от этого удовольствие. В своих самых популярных фильмах, начиная с вестерна «Браво!» («Серебряный медведь» Берлинале за режиссуру в 2015-м), он играет с театром, театральностью и историей. В своем главном хите «Мне плевать, что мы войдем в историю как варвары» («Хрустальный глобус» Карловых Вар в 2018-м) он заставил героиню заниматься театральной реконструкцией Холокоста, чтобы напомнить румынам об их роли в истреблении евреев. В «Заглавными буквами» (2020) столкнул реконструкцию полицейских архивов и фрагменты реальных телепрограмм. Его вообще, кажется, больше всего интересует не просто история, а возможность ее реконструировать — чтобы еще раз не извлечь из нее никаких уроков.

В «Безумном кино для взрослых» он, в сущности, реконструирует непристойность. Это история в трех актах, с прологом и тремя финалами. Пролог — та самая порнозапись. В первом акте героиня (превосходная Катья Паскариу) идет по улицам Бухареста, на которых больше ненависти, токсичности и порнографии, чем в любом, самом жестком порно. Голые сломанные манекены, гигантские рекламы с обнаженными мужскими телами и готовыми на все женщинами, плакаты «голосуйте за нас, либералов». Прохожие в любую секунду готовы сорваться, наорать друг на друга, втянуть в систему своего бреда. На рынке какая-то бабка бросается обнимать камеру: «Вылижи меня!» В аптеке другая бабка наставляет: «Научно доказано, что ладан помогает от рака. А от ложки для причастия никто не заразился коронавирусом, на ней нет бактерий, вот великая тайна!» В магазине женщина орет на кассиршу: «Я виновата, что бедно живу?» На улице водитель, припарковавшийся на тротуаре, кроет Эми матом. «Я с вами вежливо говорила!» — вскидывается она.— «А я не хочу говорить вежливо»,— отвечает он.

Этот фильм не хочет говорить вежливо. Жуде, по его словам, хотел «столкнуть два типа непристойности», показать, что непристойность, которая разлита в обществе, гораздо непристойнее обычного домашнего порно. Иногда режиссер напоминает учителя (разумеется, учителя истории), который пытается вдолбить ученику основные факты, а ученик, как обычно, все неправильно понимает.

Об этом — второй акт, увлекательный «Краткий справочник анекдотов, знаков и чудес», алфавит лицемера, явно наследующий «Словарю сатаны» Амброза Бирса. Раздел «Чаушеску» показывает граффити, на котором диктатор с крылышками говорит «Вернусь через пять минут», «Эминеску» — банкноту в 500 леев, причем закадровый голос вещает, что Эминеску — народный поэт, наша гордость, воплощение румынской культуры. Раздел «Вкус» предъявляет лифт, на закрывающихся створках которого изображены голая баба и мужик, как бы въезжающий в нее. «Французская революция» становится названием эклеров, «Румынской революцией» называют вино. «Уважение» проиллюстрировано свадебной фотосессией, текст сообщает, что избитым женам не рекомендуется звонить в полицию ночью, лучше подождать до утра. Анекдоты (в том числе про Гитлера, цыган и насилие над женщинами), любопытные факты (в том числе о роли армии и церкви в истории Румынии), веселая статистика (самый частый запрос в сети — «минет», на втором месте — «эмпатия»), цитаты великих. Жуде приводит знаменитое рассуждение Кракауэра: зритель не может впрямую взглянуть на ужасы мира, «потому что нас парализует слепой страх», и чтобы взглянуть на эту Горгону Медузу, вынужден, как Персей, смотреть на отражение в подаренном Афиной щите. «Киноэкран и есть отполированный щит Афины» — это утверждение Жуде иллюстрирует заснеженным видом городского проспекта в ночи. На этих кадрах есть рекламные огни современного молла, медленная вереница машин, но зернистая заснеженная тьма взята как будто прямо из ложных воспоминаний о советском детстве.

Жуде пытается объяснить нерадивому зрителю, что невозможно «поставить диагноз» по картинке, что любое историческое событие становится частью поп-культуры, что следующее поколение полюбит наши руины, потому что уйдет эпоха. Наконец, что лицемерие — это главная сегодняшняя добродетель. Лицемерию и посвящен фарс третьего акта.

Пандемия стала соавтором Жуде: все персонажи, как и положено, ходят в масках, причем для Жуде было особенно важным, что все маски — разные. У кого-то черный намордник, чья-то маска все время спадает, у кого-то на маске нарисованы губы, кто-то ходит с прозрачным забралом. Героиня, кстати, носит обычную одноразовую медицинскую маску, и во время ее яростных монологов на родительском собрании кажется, что слова раздаются из ниоткуда.

Жуде по-брехтовски обнажает свои театральные приемы, провоцируя зрителя прямолинейностью и откровенной, порой даже бессмысленной пародийностью персонажей. Он снова снимает кино о дураках и о себе — и если в «Мне плевать, что мы войдем в историю как варвары» героиня всерьез пыталась реконструировать историю, а ее соплеменники только радовались, что можно будет кого-нибудь сжечь, то здесь Жуде интересует еще более простая проблема. В какой момент и почему люди позволяют себе решать судьбы других людей? Что такое насилие? Нельзя ли перестать быть вежливым и отыметь всех в разные места?

Цензурированная режиссером версия оказалась — нет, не лучше оригинальной, но более многозначной. В прокате фильм начинается не с откровенной сцены секса, а с черного экрана и закадровых стонов, а во второй части черный экран появляется на всех анатомически подробных статьях (вроде «Минета» или «Порнографии»). В оригинале режиссер ставил зрителя на место родителей, идущих на собрание: они не просто смотрели порноролик, они не могли оторваться. В цензурированной версии зритель оказывается скорее в роли ребенка, которому показывают лишь то, что позволено, и рассказывают лишь узаконенную версию событий. И кажется, что Жуде так охотно сам решил переделать картину для российского проката, поскольку цензура стала еще одним актом его фильма, посвященного добродетельному лицемерию современного общества.

В прокате с 23 сентября

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...