итоги сезона
Московскую балетную жизнь определяет Большой театр, петербургскую — Мариинский. Жизни эти такие же разные, как и обе российские столицы. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА считает, что в этом сезоне оба театра совершили по концептуальному жесту и при этом удачно избежали кадровых потрясений.
Революционные ситуации
Москва. Все кадровые революции в Москве обычно обсасываются широкой публикой во всех подробностях. В этом сезоне у труппы Большого оказалось два худрука: до 1 января балет возглавлял 57-летний Борис Акимов, народный артист СССР и педагог с мировой репутацией; с нового года (а фактически с апреля) у руля встал 35-летний Алексей Ратманский, уроженец Ленинграда, выпускник московского училища, экс-премьер датского Королевского балета и уже известный в мире хореограф. Заполучив в худруки плодовитого балетмейстера (последний раз такое произошло ровно 40 лет назад, когда труппу возглавил 37-летний Юрий Григорович), Большой обеспечил себя эксклюзивами по крайней мере на ближайшие три сезона — контракт Алексея Ратманского заканчивается в 2007-м. Смена власти в Большом впервые за последние десять лет прошла бескровно: предшественник господина Ратманского не отличался жаждой власти. Молодой худрук выступил с отчетливой художественной программой, объявив курс на создание отечественных эксклюзивных постановок и восстановление раритетных спектаклей советского драмбалета 30-50-х годов. Помешать ему трудно: организованной оппозиции в Большом не существует, хотя звезды 60-х продолжают тихо тосковать о героическом великолепии "золотого века" московского балета. Опасность новому курсу грозит лишь с самых верхов — например, если в правительстве пожелают сменить все руководство Большого. Или с самых низов — если публика не пойдет на новые спектакли.Петербург. Закулисье Мариинки — тайна за семью печатями. Но в этом сезоне сор из избы нежданно вынес сам худрук театра Валерий Гергиев, обронив на пресс-конференции, что руководство балета пора менять, ибо необходимо "сохранить в максимально чистом виде ленинградский балет". Во главе труппы предполагалось поставить художественного руководителя. Это был недвусмысленный выпад в адрес директора балета Махарбека Вазиева, известного своим прозападническим курсом — при нем афиша Мариинки не только пополнила запасы Джорджа Баланчина, но и заимела живых классиков Джона Ноймайера и Уильяма Форсайта.
В Петербурге, в отличие от Москвы, существует сплоченная и влиятельная группа "патриотов", готовых всеми способами отстаивать ценность и самодостаточность русско-советской хореографии. Публичное заявление господина Гергиева означало, что в тот момент оппозиционеры достучались до верховного руководителя. Однако оргвыводов не последовало: структура балетной власти не поменялась, господин Вазиев остался на своем месте, не возникло даже имени возможного преемника. Для Мариинки это наилучший выход: победа консерваторов означала бы крах самых продуктивных проектов последнего времени. Однако тактический проигрыш "патриотов" еще не означает разгрома оппозиции — поговаривают, что на следующий сезон театром запланировано возобновление державно-пантомимного "Медного всадника" (1949) Ростислава Захарова.
Славянофилы и западники
Москва. Беспрецедентный случай — Большой театр показал сразу четыре новых русских балета. Взятый пять лет назад курс на эксклюзивы был дополнен важной подробностью: отныне пополнять афишу были призваны молодые соотечественники (хотя бы и в соавторстве с иностранцами). Гвоздем сезона стала современная постановка "Ромео и Джульетты", совместный продукт молдавского хореографа Раду Поклитару и английского режиссера Деклана Доннеллана. Никакой Вероны, средневековья, вражды кланов и и неземной любви в этой версии не было, пуантов и классического танца виртуозностей — тоже. Балет оказался программно коряв и брутален. Для москвичей режиссерско-хореографические провокации постановки оказались самым ценным в этой главной премьере истекающего сезона — это был выстраданный протест против ханжества советского балета, эффективная прививка от актерской апатии и слащавых штампов. Труппа чуть ли не впервые за десятилетия затанцевала с упоением и самоотдачей — новое поколение театра наконец-то высказалось на понятном ему языке. Спектакль привел в Большой и новое поколение зрителей — ревнителей традиций потеснила молодежь, с удивлением обнаружившая, что балет может быть вовсе не похож на "балет".Под занавес сезона вышла программа из трех одноактных спектаклей, не получившая резонанса "Ромео и Джульетты", но зато заявившая о появлении целого поколения "новорусских" хореавторов. Это стало сенсацией — считалось, что, кроме самого господина Ратманского, перенесшего в Большой свой балет "Леа", современных отечественных балетмейстеров просто нет. Они и правда нашлись только в зарубежье: поставивший "Магриттоманию" экс-премьер Большого Юрий Посохов живет и работает в Сан-Франциско, автор "Палаты #6" — все тот же молдаванин Раду Поклитару. Все балеты оказались разными по стилю (от неоклассики до драмбалета), небесспорными (разнобой оценок и критики, и зрителей оказался весьма существенным), но вполне смотрибельными.
Петербург. Мариинский театр осуществил самый смелый проект за всю свою историю — впервые в России поставил Уильяма Форсайта. С оглядкой на внутритеатральную оппозицию и консерватизм публики инициаторы постановки объявили господина Форсайта "наследником Петипа", но сути дела это не поменяло: три балета (поставлены 15-20 лет назад для Франкфуртского балета и Парижской оперы) совершили мини-революцию в умах и телах труппы. На форсайтовские тексты, деконструирующие фундамент классического танца, прилежные "классики" Мариинки набросились с жадностью неофитов. На репетициях охотно выкручивали ноги и торсы, а на премьере бросались в танец, как в бой, с горящими глазами и побелевшими губами. С такой самоотдачей Мариинский театр не танцевал ни Баланчина, ни дягилевских авангардистов, ни благообразного современника Ноймайера. Театр, много лет осваивающий музейный ХХ век со скучноватой прилежностью, напоролся наконец на актуальное искусство. Эйфория артистов, открывших для себя неизвестный материк современного балета, заворожила даже петербургскую публику. Консерваторы, понятно, остались при своем возмущении, но зрители, не перегруженные пиететом к великим традициям, приняли "тройчатку" с яростным восторгом.
Баланчинизм идет на убыль
Москва. Столетие Джорджа Баланчина Москва отметила без особого энтузиазма: выписав из Фонда Баланчина специалистов, ответственных за его наследие, возобновила уже шедшие в репертуаре "Агон" и "Симфонию до мажор" и поставила "Кончерто барокко". Станцевала их труппа плоховато и — что еще существеннее — с казенным равнодушием, ничуть не похожим на взволнованность пятилетней давности, когда впервые в Москве дали целую программу Джорджа Баланчина. В афише новая тройчатка, естественно, останется — для демонстрации интеллигентности театра и в качестве учебного пособия для артистов. Но вряд ли Большой в обозримом будущем захочет пополнить небогатую коллекцию балетов основоположника неоклассицизма: это не соответствует программным установкам Москвы на актерский театр и эксклюзивный репертуар.Петербург. Мариинка, считающая Георгия Баланчивадзе чуть ли не своим блудным сыном, в честь его юбилея провела серьезнейшую работу: собрала всемирную научную конференцию баланчиноведов, подкрепила ее практическими занятиями и увенчала премьерой трех новых балетов. Тем не менее, удлинив и без того длинный список своего баланчинского репертуара, нового качества мариинская труппа не добилась. С авангардными "Четырьмя темпераментами" труппа не сошлась характерами, в декоративном "Вальсе" Равеля главным сюжетом оказалась выздоровевшая Ульяна Лопаткина, "Фортепианный концерт #2" Чайковского не дотянул до выверенности схожих и уже имеющихся в репертуаре театра "Бриллиантов" того же автора. Похоже, Джорджем Баланчиным наелся и Петербург, успевший навязать миру собственный стиль исполнения классика — так называемого петербургского Баланчина. Возможно, неутомимые мариинские баланчиноманы продолжат осваивать его неистощимое наследие, но художественного смысла это, пожалуй, уже не имеет.
Звезды и полосы
Москва. Традиционные проблемы с балеринами Большой театр разрешил в этом сезоне просто — переманил из Мариинки приму Светлану Захарову. Изумительно выученная балерина с роскошными данными (природа обделила ее разве что прыжком) предназначалась для исполнения "большой классики". Эту зияющую брешь она с успехом прикрыла, перетанцевав за сезон основные балеты ХIХ века. Однако любимицей публики петербурженка пока не стала — при совершенстве ее танца балерине не хватает актерского темперамента и харизмы, ради которых Москва готова прощать и срывы, и недостатки формы. Второй находкой сезона стала местная — Мария Александрова. В этом сезоне первая солистка официально сделалась примой-балериной. И хотя внимание московской публики было приковано к балерине задолго до официального признания, в карьерном росте ей помог успех на гастролях в Париже. Мария Александрова — антипод Светланы Захаровой: харизмы хоть отбавляй, прыжок на двоих, а вот на совершенство линий природа поскупилась. С учетом балерин со стажем и вышедшей из декретного отпуска молодой Светланы Лунькиной можно считать, что женскую кадровую проблему Большой отчасти решил.Как ни странно, проблемы возникли с мужчинами. Травма выбила из рядов труппы Николая Цискаридзе, премьеры Сергей Филин и Андрей Уваров проявили в сезоне непостижимую пассивность — и оказалось, что классику танцевать некому. Получившая замечательный шанс молодежь (Руслан Скворцов и Владимир Волчков) до уровня старших товарищей так и не дотянула. И пополнения в обозримом будущем ждать неоткуда.
Петербург. Тут все наоборот. Мужчины впервые потеснили прославленных петербургских прим. Приглашенный из Киева виртуоз Леонид Сарафанов оказался уместен во всех начинаниях театра. Он составил замечательную пару столь же виртуозному и компактному Андриану Фадееву — оба незаменимы в балетах Уильяма Форсайта и Харальда Ландера. В интереснейшего танцовщика превращается Андрей Меркурьев. Для канонической классики в театре имеется Данила Корсунцев, для балетных страстей — бывший москвич Илья Кузнецов.
Иерархию балерин вновь возглавила Ульяна Лопаткина, вернувшаяся в театр после полуторагодичного перерыва. Впрочем, балеты эта перфекционистка отбирает себе скупо и танцует нечасто. Между Берлином и Мариинкой курсирует вторая знаменитость — Диана Вишнева. В труппе имеется работящая и универсальная Наталья Сологуб, разноликая Дарья Павленко и балерины рангом пониже. Но театр неустанно заботится о пополнении дамского состава — в этом сезоне он сделал ставку на совсем юную романтичную Алину Сомову, боевитую Викторию Терешкину и радикальную Екатерину Кондаурову.