|
Глубоко эшелонированный кризис |
В жизни каждого журналиста бывает крайне приятный момент, когда он из поставщика информации превращается исключительно в ее потребителя. Особое наслаждение это доставляет, когда приходишь из отпуска, проведенного вдали от столичной суеты, и пытаешься разобраться, что произошло в твое отсутствие. С одной стороны, вроде и работаешь, с другой — почти ничего не пишешь, так что отдых, по сути, продолжается. Именно поэтому на прошлой неделе я решил проанализировать, что произошло на банковском рынке за последний месяц. И обнаружил много интересного.
То, что банковский кризис, о наступлении которого мы писали еще в середине июня, вопреки многочисленным оптимистическим заявлениям Центробанка все-таки состоялся, особого удивления не вызвало. И останавливаться сейчас на конкретных трупах нет смысла — "Деньги" довольно внимательно следили за развитием событий. Гораздо любопытнее другое: власти наконец-то признали, что кризис действительно был.
Наиболее четко выразили свою позицию эксперты Минэкономразвития в экономическом мониторинге, опубликованном на прошлой неделе на официальном сайте министерства. "Банковский кризис, проявившийся в мае--начале июля текущего года, пока не оказал значительного влияния на динамику основных макроэкономических показателей",— отмечается в докладе. Сам же кризис живописуется довольно красочно: "Фактор завершения месяца сказался на конъюнктуре денежного рынка в последние рабочие дни апреля самым серьезным образом. В конце апреля ставка по однодневным межбанковским кредитам достигла максимальных с начала года значений. Увеличение ставок межбанковского кредитного рынка до 30% годовых и более сигнализировало о недостатке свободной ликвидности для совершения необходимых платежных операций. Более того, кредитные организации подошли к точке, когда с трудом проводили рублевые платежи без помощи Банка России (рубли уходили в бюджет, экспортная выручка без конвертации оседала на позициях банков)".
Итак, эксперты Минэкономразвития констатируют, что кризис на денежном рынке начался еще в конце апреля, тогда как представители Центробанка, напомню, уже в июне говорили, что никакого кризиса нет, а есть нагнетание напряженности на рынке, вызванное отдельными публикациями в СМИ. Что это, разногласия в оценке ситуации между ведомствами?
Едва ли. Вот, например, еще один документ, найденный мною в попытках понять, что произошло за время отпуска. На этот раз — на официальном сайте Центробанка. Речь идет об опубликованном в июле ежемесячном обзоре финансового рынка. Аналогичный июньский обзор описывал развитие ситуации на рынке в мае и был выдержан в крайне спокойных тонах. Месяц спустя концепция ЦБ слегка изменилась.
"Несмотря на снижение среднедневной процентной ставки по межбанковским кредитам 'овернайт' в июне до 6,4% с 10,1% в мае,— пишут авторы мониторинга,— конъюнктура денежного рынка в отчетном периоде по-прежнему характеризовалась дефицитом рублевой ликвидности... При этом наиболее остро нехватка свободных денежных средств ощущалась среди отдельных банков второго и третьего круга, не имеющих доступа к инструментам рефинансирования Банка России и вынужденных заимствовать на межбанковском рынке по завышенным процентным ставкам: так, стоимость привлеченных ресурсов для ряда указанных кредитных организаций в отчетном периоде доходила до 40% годовых".
А дальше Центробанк начинает рассказывать, как ему удалось преодолеть кризис ликвидности, которого, напомню, по официальной версии не было. Перечислить все подвиги ЦБ мне просто не позволяет объем данной статьи. Отмечу лишь одну деталь. Для поддержания ликвидности банковской системы Банк России впервые с 1998 года приступил к скупке госбумаг на открытом рынке, приобретя ОФЗ на сумму 132 млн рублей. Сумма, конечно, по масштабам российской банковской системы мизерная: суммарные остатки на корсчетах банков в ЦБ в июне не опускались ниже 140 млрд рублей. Однако у меня опять (в прошлой колонке я уже писал об этом) возникло чувство дежавю: уж больно ситуация напоминает кризис 1995 года. Тогда, напомню, и. о. председателя ЦБ Татьяна Парамонова говорила, что "слово 'кризис' я хотела бы не слышать", добавляя, что для исправления ситуации с ликвидностью ЦБ скупил на рынке госбумаг на сумму 600 млрд рублей (неденоминированных, естественно). Кроме того, тот кризис, как и нынешний, начался после того, как власти взяли курс на довольно резкое ограничение темпов роста денежной массы и начали проводить новую политику на валютном рынке.
Отмечу, что непосредственно во время кризиса 1995 года погибло не так много банков. Гораздо большее их число, распродав госбумаги и занимая деньги по сверхвысоким ставкам, получили смертельные ранения в виде дыр в балансах и равномерно вымирали еще в течение целого года. Так, Глория-банк умер через три месяца после формального окончания кризиса, Кредобанк — через девять, Тверьуниверсалбанк — через одиннадцать. Последние события показывают, что и сейчас ситуация вполне может развиваться по аналогичному сценарию. На прошлой неделе, например, в прессе появились сообщения о серьезных сложностях банков "Диалог-Оптим" и "Павелецкий". В одном из финансовых форумов в интернете на истерический вопрос, что делать с векселями "Павелецкого", кто-то посоветовал продавать их по $2 за килограмм... Так что, похоже, в течение ближайшего года отечественные банки еще порадуют нас неприятными сюрпризами.
ПЕТР РУШАЙЛО