Научные танцы до упада

Этот случай коллективного помешательства добропорядочных бауэров из саксонской деревни Кёльбигк в канун Рождества 1021 года был не первым и не последним в средневековой Европе. Но в отличие от большинства других массовых истерий причины танцевальной чумы (или хореомании, или тарантизма, как еще ее называют историки и психиатры) до сих пор ученым неизвестны, хотя сам недуг давно и хорошо изучен и служит классическим примером вызванного стрессом массового психического расстройства, распространяющегося в толпе по индуктивному механизму.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Время танцевать, время умирать

По данным историков медицины, вспышки эпидемий групповых плясок до полного изнеможения танцующих наблюдались в Европе в течение тысячи лет — с VII по XVII век, а потом как отрезало. Этот феномен, обычный для других культур, выглядел необычно для христианской Европы и не укладывался в рамки довольно распространенного здесь в Средневековье явления одержимости нечистой силой с простым по тем временам объяснением: дьявол вселился.

Разумеется, подобное коллективное помешательство осуждалось церковью, но ни в раннем Средневековье, ни во времена инквизиции ни церковные, ни светские власти не устраивали публичных аутодафе для участников танцев, словно чувствовали, что это нечто иное, нежели обычная бесовщина, и даже известны случаи, когда городские власти отводили танцующим специальное место для их плясок, танцпол, как сказали бы сейчас, и приглашали для аккомпанемента им музыкантов. Так, например, было в 1518 году, когда власти Страсбурга построили специальную сцену в центре города для пляшущего народа и наняли профессиональных танцоров и музыкантов, чтобы держать плясунов в постоянном движении: мол, так те скорее выдохнутся и успокоятся.

Очень похоже, что такие танцы считались тогда одновременно и коллективным помешательством, и средством исцеления от него, а само явление получило название «танцевальная чума», то есть ассоциировалось скорее с эпидемическим заболеванием, чем с одержимостью дьяволом — болезнью сугубо индивидуальной и не заразной для добрых христиан, вакцинированных истинной верой. Такой необычный статус недуга, непонятно откуда взявшегося и непонятно почему в одночасье исчезнувшего, всегда привлекал и продолжает привлекать внимание ученых: от Парацельса до современных историков медицины, психологов, социологов, психиатров.

Одним из самых авторитетных специалистов в этой области истории медицины сейчас считается доцент исторического факультета Мичиганского университета Джон Уоллер, автор довольно популярной среди историков медицины и неученого народа книги «Время танцевать, время умирать» («A Time to Dance, a Time to Die», 2008). Последних привлекает в ней голливудское название и интересная для народа тематика: как только люди не сходят с ума.

За умеренные деньги эту книгу можно почитать в интернете на английском языке, но сначала лучше прочитать ее краткое изложение, которое автор опубликовал в 2009 году в журнале The Lancet под названием «A Forgotten Plague: Making Sense of Dancing Mania» («Забытая чума: Осмысление хореомании»). Статья в отличие от книги короткая, всего две журнальные страницы, не обременена научной терминологией и даже ссылками на первоисточники, что довольно необычно для такого солидного научного журнала, как «Ланцет». Вероятно, журнал счел это исследование условно научным. Но выбора тут у него не было: все исследования на эту тему грешат тем же недостатком.

Если коротко, то, по версии доктора Уоллера, дело было так. В канун Рождества 1021 года полторы дюжины местных жителей собрались у церкви деревни Кёльбигк (ныне это немецкая земля Саксония-Анхальт) и начали танцевать с дикой самозабвенностью. Священник, не способный служить мессу из-за непочтительного шума снаружи, приказал им остановиться. Не обращая на него внимания, они взялись за руки и станцевали «танец греха», хлопая в ладоши, прыгая и скандируя в унисон. Разъяренный священник проклял их, сказав, что танцевать они теперь будут целый год в наказание за их возмутительное поведение. Только на следующее Рождество танцоры восстановили контроль над своими конечностями. Измученные и раскаявшиеся, они погрузились в глубокий сон. Некоторые из них так и не проснулись.

Это может показаться невероятным, но в этой истории не было ничего такого, во что средневековым людям было бы трудно поверить. Навязчивый танец просто присоединился к литании природных и человеческих катастроф, которые объяснялись с позиции небесных или сверхъестественных сил. Но даже если большая часть рассказов хронистов о нем явная легенда, нельзя отвергать его как чистую выдумку. Множество источников указывают на то, что хронисты, возможно, лишь приукрасили реальное событие. Инцидент в Кёльбигке является претендентом на первую из танцевальных эпидемий.

Танцы братьев Гримм

Тут, наверное, надо заметить, что позже историки нашли упоминания о подобных диких танцах в тех же краях, датируемые VII веком. Но описание случая в деревне Кёльбигк действительно было первым подробным письменным документом. Правда, исходно это была запись немецкой балладной поэзии, которая в XIX веке перекочевала в «Немецкие легенды» Якоба и Вильгельма Гримм («Deutsche Sagen», 1865). Братья Гримм могут показаться довольно странным научным источником, но на самом деле они были серьезными учеными, а их сказки родились как побочный продукт изучения ими народного творчества. В науке такое случается, например, Льюис Кэрролл тоже был профессором в Оксфорде.

У братьев Гримм легенда о кёльбигкских танцорах имеет больше подробностей, как бытовых, в которых трудно усомниться, так и явно мифических. Так, в варианте братьев Гримм танцевали около деревенской церкви в основном местные мужчины, женщин было только трое, и эти танцоры имели имена. Одного, например, звали Альбрехтом, именно он, когда прибежал рассерженный священник, сказал ему: «Меня зовут Альбрехт, а вас зовут Рупрехт; ты счастлив внутри, а мы счастливы снаружи; так что позволь нам петь и танцевать». На что пастор ответил ему: «Тогда вы должны танцевать так целый год, так будет угодно Господу и святому Магнусу!»

Бог дал силу его словам, ни дождь, ни мороз не коснулись их головы, они не чувствовали голода и жажды, а все танцевали, и их обувь не изнашивалась, а в итоге они вытоптали траншею «до середины Земли». Один из крестьян (в пьяном виде, уточняется в легенде) попытался вытащить свою сестру из группы танцоров, но ему это не удалось. А когда год подошел к концу, Хериберт, епископ Кельна, пришел и освободил ее (сестру пьяницы) от чар. Освободил он и всех остальных, но четверо из них умерли, другие сильно болели, но в итоге выздоровели.

Эпидемии танцевальной чумы

Более поздние хроники, пишет доктор Уоллер, рассказывают о танцевальной чуме в Эрфурте в 1247 году. Вскоре после этого две сотни человек нечестиво танцевали на мосту через реку Мозель в Маастрихте, пока он не рухнул, утопив их всех. Точно так же десятки средневековых авторов рассказывают об ужасном стремлении танцевать, которое в 1374 году охватило западную Германию, Нидерланды и северо-восточную Францию. Тысячи людей танцевали в течение нескольких дней и даже недель, крича об ужасных видениях и умоляя священников и монахов спасти их души. Несколько десятилетий спустя настоятель монастыря близ города Трир вспоминал «удивительную эпидемию», во время которой группа галлюцинирующих танцоров прыгала целых шесть месяцев, некоторые из них умирали после перелома «ребер или чресел».

Гораздо более масштабной была вспышка, поразившая город Страсбург в 1518 году, в результате которой погибло до 400 человек. В одной хронике говорится, что в течение короткого периода, когда мужчины, женщины и дети танцевали в изнуряющую летнюю жару, умирало по 15 человек в сутки. Случаи в Кёльбигке, Эрфурте и Маастрихте могут быть апокрифическими, считает доктор Уоллер, но нет никаких сомнений в том, что эпидемии 1374 и 1518 годов действительно были. Десятки достоверных хроник из нескольких городов и поселков описывают события 1374 года. И ход эпидемии 1518 года может быть подробно описан на основе муниципальных распоряжений, проповедей и ярких описаний, оставленных их свидетелем Парацельсом. Но причины вспышек танцевальной чумы как были, так и остаются пока на гипотетическом уровне.

Материальные причины

Сходятся во мнении современники танцевальной чумы и нынешние ученые только в одном: кто танцевал, делали это непроизвольно. Они корчились от боли, звали на помощь и молили о пощаде. Так что же могло побудить их танцевать против их воли? Хронологически первым научным объяснением танцевальной чумы было массовое отравление спорыньей, попадавшей в организм с зараженным ржаным хлебом. В медицине эта болезнь называется эрготизмом. Алкалоиды спорыньи вызывают непроизвольные сокращения мышц, сильные боли, умственные расстройства, агрессивное поведение. Конвульсивную разновидность эрготизма в народе назвали злой или ведьминой корчей.

Наиболее полно и аргументированно эрготическая теория танцевальной чумы была сформулирована в монографии профессора экспериментальной физиологии Уппсальского университета Жана Луи Бакмана «Религиозный танец в христианской церкви и народной медицине» («Den religiosa dansen inom kristen kyrka och folkmedicin», 1945). Той же причиной (эрготизмом) профессор Бакман объяснял «пляску святого Витта» и «английский пот» (sudor anglicus). Если этиология последнего заболевания, при котором, кстати, никто не пускался в пляс и которое поразило Англию эпохи Тюдоров, а потом в середине XVI века бесследно исчезло, так и остается неизвестной, то «виттова пляска», или малая хорея (chorea minor) имеет нервное происхождение, не связанное с какими-либо отравлениями.

Из теорий массового отравления ближе к эрготической теория итальянской разновидности танцевальной чумы. Ее жертвы то ли действительно укушенные пауком-тарантулом, то ли решившие, что они укушены, пускались в пляс, потому что, по народным верованиям, это было единственным способом вывести яд из организма. Тарантелла действительно зажигательный и длительный танец, но таких регулярных и массовых эпидемий танцевальной чумы, как в Северной Европе в Южной Европе не было.

Интересно, что задолго до ученых теория тарантизма была высмеяна в комическом балете «Тарантул», премьера которого состоялась в Париже в 1839 году. Там главная героиня Лауретта притворяется укушенной тарантулом и пускается в пляс с единственной целью — как можно дольше не подпускать к себе престарелого жениха доктора Омеопатико. Намек парижанам был более чем понятен, как раз в эти годы в Париже обосновался доктор Ганеман, лечивший парижан методами гомеопатии.

Из современных теорий, основанных на материальном носителе танцевальной чумы, можно отметить и попытки объяснить ее генетическим нарушениями у жертв массовых плясок. Например, при аутосомно-доминантной болезни Гентингтона на начальных стадиях для больного характерны неконтролируемые движения ног, рук и всего тела, потому другое ее название «хорея Гентингтона». Но эта болезнь очень редкая, чтобы быть причиной массовых плясок, к тому же больные этой разновидностью хореи уж точно не смогли бы танцевать часами. Также маловероятно и то, что и отравленные спорыньей даже в малых дозах могли танцевать достаточно долго. Поэтому основной причиной танцевальной чумы сейчас считается массовая истерия, вызванная стрессом и распространяющаяся, как говорят медики, по индуктивному механизму, хотя более наглядно было бы сказать «по типу цепной реакции».

Нематериальные причины

Как считает доктор Уоллер, вряд ли можно считать совпадением то, что танцевальная чума 1374 года распространилась в районах, наиболее сильно пострадавших в начале этого года от самого разрушительного наводнения XIV века. Жители Страсбурга и его окрестностей также испытывали острую нужду в 1518 году после череды неурожаев, самых высоких цен на зерно за более чем одно поколение, появления сифилиса и нашествия уже знакомых убийц — проказы и чумы. Даже по меркам Средневековья, это были суровые годы для жителей Эльзаса.

Но если отчаяние создало условия для экстремальной психологической реакции, это не объясняет, почему они танцевали. Почему не рыдали, не кричали, не бунтовали, не дрались или не впадали в угрюмое молчание? Именно здесь антропологические полевые исследования оказываются бесценными. Ведь долины Рейна и Мозеля не были джунглями, саванной, прерией, тундрой или папуасскими островами, где процветали как раз танцевальные ритуалы одержимости.

Существовали ли тогда системы верований в регионах, пострадавших от танцевальной чумы, которые могли бы привести к повсеместному отчаянию и непреодолимому желанию танцевать? Ведь только там, где ранее существовала вера в танцевальное проклятие, психологическое расстройство могло быть преобразовано в форму безумного танца. Вот здесь и спотыкаются все теории индуцированного стрессом массового психогенного расстройства в виде неудержимых плясок. К середине 1600-х годов, пишет доктор Уоллер, если не раньше, вспышки навязчивых танцев в Европе перестали мучить людей. Их исчезновение совпало с исчезновением пылкого сверхъестественного, которое поддерживало их.

В нашу эпоху, когда преобладают генетические объяснения, танцевальные эпидемии напоминают нам, что симптомы психических заболеваний не являются фиксированными и неизменными, они могут быть изменены путем изменения культурной среды. В то же время феномен танцевальной мании показывает, к каким крайностям могут привести нас страх и вера в сверхъестественное, заключает доктор Уоллер. Из чего становится предельно ясно, что объяснения феномена у доктора Уоллера на самом деле нет. Разве что допустить подсознательное возвращение народа из долин Рейна и Мозеля к верованиям их лужицких предков из бронзового века с плясками под бубен шамана.

Пляшущие сектанты

Более правдоподобную версию «танцевальной чумы» в Европе выдвинул антрополог и социолог Роберт Бартоломью, который работал в основном в Юго-Восточной Азии и Океании и потому, вероятно, имел менее замыленный взгляд на этот феномен, чем европейские и американские мидиевисты. В своей довольно ядовитой статье «Переосмысление танцевальной мании» («Rethinking the Dancing Mania») он прежде всего, нимало не смущаясь, упрекает своих коллег в верхоглядстве: «Возьмите любой учебник по аномальной психологии, и в первой главе вы, скорее всего, найдете обсуждение танцевальных маний… Немногие, если вообще какие-либо современные учебники по психиатрии и аномальной психологии ссылаются на ранние хроники. Вместо этого они полагаются на горстку часто цитируемых влиятельных историков медицины начала ХХ века, используя их оценки и избитые цитаты».

Между тем достаточно просто внимательно почитать первоисточники — старинные хроники, и все становится на свои места, пишет доктор Бартоломью. Во-первых, там черным по белому написано, что большинство участников безумных плясок не проживали в муниципалитетах, где эти пляски происходили, а были родом из других регионов и путешествовали по общинам в поисках святынь.

Поведение этих танцоров было описано как странное, потому что, демонстрируя действия, которые были частью христианской традиции, и отдавая дань уважения Иисусу, Марии и местным святым в часовнях и святилищах, они при этом, как пишется в хрониках, «в своих песнях произносили имена дьяволов, о которых здесь никогда раньше не слышали. Петрус де Херенталь пишет “В Ахен пришла... любопытная секта”. Хроника Бельгикум Магнум описывает участников как “секту танцоров”. В рассказе из первых рук от 11 сентября 1374 года Жана д'Отремеза сказано, что “с севера в Льеж прибыла... компания людей, которые все постоянно танцевали, и они прыгали и прыгали... Они громко призывали Святого Иоанна Крестителя и яростно хлопали в ладоши”. Слайтенхорст, описывая танцевальное безумие 1375 и 1376 годов во Франции, Германии и Гелдерланде (ныне юго-западная Голландия), отмечает, что участники “ходили парами, и с каждой парой был еще один человек... они танцевали, прыгали и пели и дружески обнимали друг друга”».

«Итак, каково наиболее вероятное объяснение танцевальных маний? — пишет доктор Бартоломью.— Основываясь на изучении репрезентативной выборки средневековых хроник, очевидно, что эти эпизоды лучше всего объяснить тем, что их инициировали девиантные религиозные секты, которые обрели приверженцев, совершая паломничества по Европе в годы смуты, чтобы получить божественную милость». Понятно, что теория доктора Бартоломью сильно отдает конспирологией, но другой, более убедительной, пока, увы, нет.

Научные танцы

Настоящее объяснение феномена рано или поздно будет найдено и, вероятно, окажется еще более простым, чем у доктора Бартоломью. Современный человек, в том числе ученый, пока увидеть его не может, слишком отличается наше мировоззрение от средневекового. А то, что оно будет очень простое, тут, как говорится, к гадалке не ходи.

Рассуждая про массовые психогенные заболевания (MPI), то есть возникающие в отсутствии идентифицируемого патогена, в научных публикациях часто приводят в пример массовую двигательную истерию, которая возникает в школах. Так, в 1962 году у девочек в миссионерской школе близ озера Танганьика развилось непреодолимое желание смеяться так отчаянно, что в итоге смех переходил в рыдания. Болезнь вскоре распространилась на соседнее население. Аналогичные вспышки смеха до слез были зарегистрированы в Замбии и Уганде. В 2008 году несколько девочек в танзанийской школе во время выпускных экзаменов упали в обморок, в то время как другие рыдали, кричали или бегали по школе.

Этим случаям посвящена масса научных публикаций, любой желающий может найти их в интернете и почитать. Там много научных терминов и разных вариантов объяснения диссоциативных состояний у детей, перечисляются симптомы конверсии и других психомоторных отклонений. Нет там только одного: упоминания того, что именно вызвало истеричный смех у африканских девчонок на уроке в миссионерской школе, какой премудрости западной цивилизации их хотели научить учителя-миссионеры. Или какие именно тесты танзанийского ЕГЭ вызвали обмороки и массовое помешательство у выпускниц.

Впрочем, пинать ученых — дело легкое, очень глупое и, главное, бесперспективное. Они сами рано или поздно разберутся, где истина. Им скорее можно посочувствовать. Разновидности массовых психогенных заболеваний возникают и исчезают, но сами MPI никуда не деваются, они были, есть и будут. Ученые, которые ими занимаются, исследуют очень тонкий и чувствительный социальный механизм, при этом в любой момент ожидая вмешательства в их науку весьма влиятельных неученых сил.

Достаточно одного примера. В декабре прошлого года вышло исследование ученых из мадридского Университета имени короля Хуана Карлоса и Университета Гранады «COVID-19 и политэкономия массовой истерии» («COVID-19 and the Political Economy of Mass Hysteria»). Само их исследование не столь интересно, как предшествующий ему обзор литературы.

«Что касается кризиса, связанного с COVID-19, то было проведено несколько исследований, изучающих неблагоприятные психологические последствия блокировок, введенных государством,— пишут испанские ученые.— Есть также исследования, в которых изучается вклад цифровых медиа в беспокойство, эмоциональное заражение, передачу тревоги и создания эффектов ноцебо (вреда). Однако, насколько нам известно, не было проведено ни одного исследования, в котором анализировалось бы, как различные политические институты и государство влияют на развитие и распространение массовой истерии (связанной с COVID-19)».

К чему бы такой дружный научный инфантилизм? Так и слышится, как умудренный жизнью маститый профессор говорит своему аспиранту с горящими глазами: «Зачем вам этот геморрой, батенька, возьмите лучше танцевальную чуму в средневековой Европе: прекрасная тема, и хлопот с защитой не будет».

Ася Петухова