Трюки не для скуки

На ВДНХ в шестой раз проходит мультижанровый фестиваль «Вдохновение», в рамках которого на сцене зеленого театра «Балет Москва» представил премьеру «Inspirati Motus / Вдохновленный движением» — двухчастный спектакль на музыку датчанина Кнудаге Риисагера в постановке трех хореографов: Артема Игнатьева, Анастасии Кадрулевой и Владимира Варнавы. Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Необычность 45-минутного опуса, идущего без антракта и поделенного хореографами надвое, крылась в самой структуре «Балета Москва», состоящего из двух трупп — классической и современной. Получилось негласное состязание двух частей спектакля. Первую, «Contredance» на 16 человек, поставленную штатными хореографами «Балета Москва» Артемом Игнатьевым и Анастасией Кадрулевой, танцевали в основном «классики», одетые унифицированно — в черные «семейные» трусы-шорты и бежевые майки oversize. Вторую, безымянную, на семерых «современников», обряженных по-спортивному ярко, но кто во что горазд, сочинил приглашенный Владимир Варнава — вечный фрилансер, ставящий где угодно и что угодно: от спектаклей в Мариинском театре до пандемических видеоэкспериментов.

Сражение двух половинок «Балета Москва» оказалось тем более принципиальным, что ставили хореографы на одну и ту же музыку Кнудаге Риисагера, переработавшего, оркестровавшего и лихо скомпоновавшего произведения Карла Черни для другого датчанина, Харальда Ландера, который в 1948 году поставил свои знаменитые «Этюды». Этот театрализованный балетный тренаж стал одой технологии классического танца — от первых plie у балетного станка до величественных массовых прыжковых композиций. «Этюды», триумфально распространившиеся по миру, в балетном сообществе выучили как азбуку: хочешь не хочешь, а за каждым музыкальным пассажем встает конкретный эпизод прославленного класс-концерта. Музыку Риисагера неоднократно использовали и авторы contemporary dance, однако ни одного опуса, способного хотя бы приблизиться по значимости к «Этюдам» Ландера, им создать не удалось.

Публика зеленого театра наверняка не догадывалась о музыкальном бэкграунде «Вдохновленного движением». Однако постановщики уж точно не могли отрешиться от первоисточника, хотя и постарались приглушить его пафос, сыграв свои «этюды» в юмористическом ключе. И Артемьев с Кадрулевой, и Варнава представили бессюжетный поток движений, основанный, как и «Этюды», на чередовании массовых, сольных и ансамблевых композиций. В обеих частях спектакля заметное место занимали личные «трюки» артистов. Тут состязались два балетмейстерских принципа: авторитарный, предполагающий подчинение танцовщиков воле хореографа, и демократичный, при котором постановщик использует импровизации артистов, учитывая их индивидуальность.

Выпускники Вагановской академии Игнатьев и Кадрулева исповедовали первый. Свой «Contredance», в котором «разные танцевальные эпохи то спорят друг с другом, то сливаются в едином темпе», они выверили до микрона, задумав столкнуть упорядоченность и рассчитанный «хаос». Физкультупражнения (вращения руками, наклоны, приседания), выполняемые кордебалетом строго по линиям, сменялись якобы непредсказуемыми «выкриками» сольных больших прыжков, нежданными обрывками классических вращений, массовыми сценами, в которых каждый из участников выполнял собственное задание-движение, паузами застывших живописных групп. Придумано было много, готовили по испытанным рецептам — и все не сработало. Корявые прыжки мужчин-солистов лучше было бы не выпячивать, четких пуантных солисток (в частности, неувядающую Людмилу Доксомову), напротив, наделить более заметными партиями. Мерные протяженные пассажи Черни—Риисагера не стоило дробить суетой мелких незначительных па и уж, конечно, для мощной кульминации следовало бы придумать запоминающуюся комбинацию. Словом, хотя дуэт балетмейстеров выбивался из сил, чтобы их «Contredance» показался актуальным, разнообразным и остроумным, начетничество авторов привело их к поражению: в суетливом невнятном «Contredance» «классики» проиграли.

«Современники» — раскованные шуты гороховые, не стесняющиеся под академическую музыку бегать на четвереньках, ломать конечности, разваливаться на части, засыпать на ходу, двигать одной головой или только коленом, а выбежав на дуэт, не находить партнера,— явно понимали, что они делают и зачем. Разумно используя довольно скромные данные артистов, умело играя на внешности танцовщиков, доверившись их коллективной фантазии, Владимир Варнава остался при этом узнаваемым автором — его манеру точно ни с кем не спутаешь. Непосильных задач хореограф артистам не ставил, не боялся повторять простенькое движение по 8–16 раз, зато отыгрывал телесной рябью каждое тремоло и массовым напором — каждую кульминацию, что при сопоставлении с соответствующим эпизодом «Этюдов» Ландера лишь добавляло действу обаяния и комизма. Хотя не исключено, что в регулярном сезоне — в обычном, а не зеленом театре под медленно темнеющим небом — живая вдохновенность этого действа возьмет да выдохнется.