Прославленный английский генделевед Уинтон Дин именно «Ариоданта» в свое время признал «из всех опер Генделя наиболее доступной для современной неподготовленной аудитории». Причина не только в исключительной красоте музыкального материала, но и в простоте и энергичности сюжета. Он позаимствован из «Неистового Роланда» Лудовико Ариосто, но в том виде, в каком его излагает анонимное либретто генделевской оперы, представляет собой историю, совершенно независимую от основной линии эпоса. Рыцарь Ариодант любит Гиневру, дочь короля Шотландии; дело идет к свадьбе, но в идиллию вмешивается злонамеренный герцог Полинесс, тоже влюбленный в Гиневру, но безответно. Пользуясь любовным чувством фрейлины Далинды, Полинесс заставляет ее нарядиться в платье Гиневры и впустить себя в спальню принцессы на глазах у Ариоданта. Рыцарь в отчаянии бросается со скалы в море, а Гиневру обвиняют в распутстве. Исход, как и полагается по законам жанра, все равно благополучен: Ариодант чудом спасен, Полинесс убит на поединке, справедливость восстановлена.
Легко заметить, что интрига с переодеванием повторяет аналогичную сюжетную линию в пьесе Шекспира «Много шума из ничего». Тем не менее в 1735 году, когда Гендель, измученный кознями соперников, показал своего «Ариоданта» на сцене нового театра в Ковент-Гардене, лондонцы восприняли оперу скептически. Не помогло ни участие новой звезды — кастрата Джованни Карестини, певшего заглавную партию, ни новаторские балетные вставки, сделанные с расчетом на знаменитую танцовщицу и хореографа Мари Салле. Явную перемену в оперном стиле композитора публика оценила вяло, сочтя «Ариоданта» слишком мрачным.
Зато своеобразие «Ариоданта» пришлось впору во второй половине ХХ века, когда оперное наследие Генделя постепенно стали открывать заново. Наряду с «Ринальдо», «Юлием Цезарем» и «Альциной» опера стала входить сначала в концертный, а затем и театральный репертуар.
Вслед за постановкой Дэвида Олдена (1993) появилось множество режиссерских трактовок оперы. Некоторые (как версия Джона Коупли в Опере Сан-Франциско, 2008) делают ставку на сказочное ренессансное великолепие, некоторые (как у Джона Паскоу на фестивале в Сполето, 2007) переносят события оперы в XIX век. Дэвид Маквикар (Венская опера, 2018) прописал «Ариоданта» в контексте Шотландии XVIII столетия, а Ричард Джонс (Экс-ан-Прованс, 2014) — в глухой шотландской же деревне нашего времени, где находится место и психопатии, и отзвукам давних религиозно-общественных конфликтов. Возможно, самым эксцентричным пока остается решение Кристофа Лоя (Зальцбург, 2017), где — по мотивам «Орландо» Вирджинии Вульф — Ариодант в начале оперы мужчина, а в финале уже женщина.