25 мая в Малом театре состоялась премьера спектакля "Дядя Ваня" в постановке Сергея Соловьева. Она обещала стать событием сразу по нескольким причинам. Во первых, как отложенный на 95 лет триумф Чехова в Малом театре. Во вторых, как продолжение театральной экспансии режиссера в область чеховской драматургии. И в третьих, как светское событие первого ряда: среди зрителей можно было видеть немало представителей политической и артистической элиты. По словам самого Сергея Соловьева, "Дядя Ваня" был задуман как гиперакадемический спектакль, который должен поведать о "самой высшей сфере человеческого духа".
Премьера в старейшем русском театре была обставлена по всем правилам западных презентаций. На улице перед входом в театр играл оркестр, случайные прохожие толпились в изумлении, а знаменитости раскланивались друг с другом у входа. В зрительном зале присутствовали Иван Дыховичный, Александр Кайдановский, Сергей Бугаев (Африка), Алика Смехова, Стас Намин, бывший министр культуры Николай Губенко и многие другие. Стиль шумных тусовочных премьер, начатых "Ассой", сменился стилем шикарного буржуазного зрелища, что и неудивительно — продюсером постановки был Исмаил Таги-Заде.
Сергей Соловьев, после искренних, но не всегда удачных попыток стать своим в среде контркультуры, демонстративно вернулся в гранитные берега классики, поставив в суперакадемическом театре известнейшую пьесу, да еще и в сверхклассической манере. "Я пригласил истинно академического художника Валерия Левенталя, — сказал Сергей Соловьев, — которого я знал и любил в юности как одного из самых крутых и талантливых авангардистов. Наверное, это нормальное развитие искусства — самая тесная связь академии и авангарда".
Возможности труппы этого театра общеизвестны. Однако, в дополнение к таким звездам Малого как Юрий и Виталий Соломины, Светлана Аманова, Валерий Бабятинский, Елизавета Солодова и Татьяна Еремеева режиссер пригласил для участия в спектакле Татьяну Друбич. Эта самая романтическая актриса русского кинематографа предстала в спектакле истинной героиней чеховской эпохи.
Любопытно сценическое прочтение двух главных мужских ролей. Дядя Ваня (Юрий Соломин) брюзжит, а его друг, доктор Астров (Виталий Соломин) — ерничает. (Кстати, именно Виталию Соломину достается наибольшее количество аплодисментов.) Между этими психологическими полюсами и разворачивается эмоциональное пространство спектакля.
Ключевой мизансценой становится "выступление" инструментального трио. Обитатели усадьбы музицируют: дядя Ваня играет на виолончели, Соня садится за фортепиано, а Телегин берет в руки гитару. Музыкальные ассоциации режиссера этим не исчерпываются: "я смотрю на пьесу Чехова так, как музыкант смотрит на партитуру" — признается Соловьев.
Звучание пьесы Чехова ностальгично. Бумажный театральный снег покрывающий в финале усадьбу, символизирует медленное и неумолимое течение времени, неподвластного ни героям, ни режиссеру. Сдвиг образного строя Чехова к поэтике Бунина чрезвычайно кинематографичен, а отдельные мизансцены прямо соответствуют экранной стилистике Соловьева. Это абсолютно естественно и вряд ли вызовет нарекания. Соловьев не притворяется театральным режиссером. Замкнутое пространство сцены в любой момент готово раскрыться кинематографической панорамой.
ОЛЕГ Ъ-МИХАЙЛОВ