заграница
Тем, кто следит за кинофестивальным движением, часто кажется, что его основные сюжеты, рискуя надоесть, тупо повторяются из года в год. Однако, подводя итоги сезона, АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ пришел к выводу, что в мире фестивалей произошло много чего нового.
К середине лета завершаются главные фестивали первой половины года — Берлинский и Каннский, наступает летняя пауза, за которой следует новый обвал активности в августе-сентябре: Локарно, Монреаль, Венеция, Торонто, Сан-Себастьян... Самое время немного оглядеться и понять, что же произошло с кинематографом за период от лета до лета. Конечно, фестивали не дают всей картины развития кино, они только прочерчивают основные пунктиры. Но, с другой стороны, лишь редкие из значительных фильмов минуют фестивальную колею. Кроме того, фестивали заостряют тенденции и создают контекст, превращая отдельные фильмы в кинопроцесс.
Нынешний сезон начался в сентябре прошлого года со скандала в Венеции. Вопреки статусу "национального достояния", который имел фильм Марко Беллоккио "Здравствуй, ночь!", заветную статуэтку "Золотого льва" отдали русскому дебютанту Андрею Звягинцеву за "Возвращение". Точнее, ему вручили сразу двух "Золотых львов" — второго за дебют. Итальянская пресса неистовствовала: хотя ей понравилось "Возвращение", считалось, что главный приз по статусу все равно положен ветерану Беллоккио за актуальную тему критики терроризма, за фильм, способный "сплотить нацию" и помирить правых с левыми, по крайней мере бывшими.
Одним из последствий скандала стало то, что с поста директора Венецианской мостры (так в Италии называют кинофестиваль) сняли Морица де Хаделна, проработавшего там всего два сезона, причем весьма успешно. Однако правительство Сильвио Берлускони интересуют не культурные достижения, а культурная субординация и патриотические ценности. Как заявила актриса Клаудиа Кардинале (подруга режиссера Паскуале Скутьери, ведающего в министерстве культуры кинематографом), лучше бы, чтобы Венецианский фестиваль возглавил итальянец. А не Мориц де Хаделн — швейцарский гражданин румынского происхождения, проживающий в Берлине. Представители кругов, близких к премьеру Берлускони, дали понять, что господина де Хаделна уволили за трудный характер и некоммуникабельность. На его место пришел Марко Мюллер: у него, видимо, обнаружился чудесный контактный характер. Однако сработаться с итальянской номенклатурой и ему будет непросто. С самого назначения недруги начали против него кампанию, воспользовавшись тем, что господин Мюллер имеет продюсерские проекты, в том числе и в России. Конфликт интересов удалось уладить, но подготовка к фестивалю была задержана почти на два месяца.
Венеция — не курьез и не исключение. Припадки патриотизма переживают даже такие демократические фестивали, как Роттердамский. Теперь его будет возглавлять голландка Сандра де Хамер: деливший с ней в последние годы эту должность англичанин Саймон Филд ушел в отставку, поскольку и здесь предпочитают "своих". Таким "своим" стал для Берлинале весельчак и любимец женщин Дитер Кослик — и вот результат: впервые за много лет "Золотого медведя" в этом году отхватил немецкий фильм. Правда, фильм этот, "Головой о стену", поставлен этническим турком Фатихом Акином. Но все же это успех немецкой киноиндустрии, которая, несмотря на самую большую в Европе финансовую мощь, никак не может покорить ни каннских, ни венецианских вершин. Остается крепить национальное лобби у себя дома на Берлинале. Заметим, что в этот патриотический сюжет хорошо вписывается и Московский фестиваль — целых три приза отдали "Своим" Дмитрия Месхиева.
Единственный фестиваль сезона, который не попадает под патриотическую тенденцию,— Каннский. Хотя и здесь есть мощное французское лобби, никому из местных режиссеров уже давным-давно не удается приблизиться к Золотой пальмовой ветви. Даже в прошлом году, когда жюри возглавлял француз Патрис Шеро, победа досталась американскому (а по сути скорее антиамериканскому) "Слону" Гаса ван Сента. В этом же году, проигнорировав французский фаворит "Посмотри на меня", жюри назначило победителем откровенно ангажированный в леворадикальном смысле "Фаренгейт 9/11" Майкла Мура. И хотя роль Квентина Тарантино в этом решении не до конца ясна (а возможно, намеренно закамуфлирована), я склонен думать, что иного вердикта он вынести просто не мог — и по корпоративным, и по политическим причинам. Господин Тарантино продемонстрировал свою верность клану братьев Вайнштейнов и левой политической фронде, но в то же самое время проявил себя как американский патриот. Что, кстати, подметил Никита Михалков: неважно, фильм за Буша или против Буша, но фильм-то американский, и он опять впереди.
Политическая корпоративность — именно этим словосочетанием лучше всего определить ту новую тенденцию и новую атмосферу, которая проявилась в Канне. Начиная с зачина — забастовки профсоюза внештатных работников культуры, включая бастующие отели, сорванные просмотры, потасовки в кинотеатрах, митинги антиглобалистов и пацифистов, акции маргиналов, обматывавших свои гениталии слоганами "Fuck You Famous!", обвинения в адрес прожигающих жизнь фестивальных тусовщиков и кончая антибушевской демонстрацией, в которую превратилась церемония закрытия фестиваля.
С одной стороны, все это брожение напоминало легендарный 1968 год, когда Каннский фестиваль был закрыт революционерами-протестантами. С этого начался тогда распад всего фестивального движения; достаточно сказать, что Венецианский фестиваль потом несколько лет вообще не проводился. С другой стороны, нынешний кризис характерен именно для сегодняшнего глобализированного общества. В нем анархия оказывается изнанкой хорошо организованной корпоративности, а левый радикализм не обязательно противоречит патриотизму. Есть основания предполагать, что политическая инъекция вольет новую энергию в дряхлеющее фестивальное тело, а вовсе не разрушит его.