«Изменения происходят, но мы не плачем»

Volkswagen — традиционно один из ключевых иностранных автоконцернов в РФ, но в последний год марка стала терять позиции по сравнению с сестринской Skoda. О причинах этого, адаптации к меняющемуся госрегулированию и сложностях с локализацией “Ъ” рассказал гендиректор «Фольксваген Груп Рус» Штефан Меха.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Как вы оцениваете текущее состояние российского авторынка?

— Нам уже удалось компенсировать эффект от коронавируса, поэтому мы настроены оптимистично. Продажи группы даже на 1% выше, чем в 2019 году. Пока что ситуация развивается хорошо: рынок растет, наша доля на нем также увеличивается — до 14,2%. Все наши марки показывают отличные результаты — Audi, Volkswagen, Skoda, Porsche,— и, более того, мы ожидаем, что в этом году емкость рынка составит 1,65 млн автомобилей. Для примера: в 2020 году весь рынок составил 1,55 млн автомобилей, в 2019 году — был 1,62 млн. То есть, если посмотреть в целом, рынок устойчивый. Не думаю, что в какой-либо другой стране мы уже вернулись на уровень 2019 года.

— Но у марки Volkswagen по сравнению с 2019 годом доля рынка сильно снизилась, а у Skoda, наоборот, выросла. Почему?

— Здесь несколько факторов, очень важных. Во-первых, в 2020 году Volkswagen хорошо продавал, особенно в четвертом квартале, уже после выхода из карантина: было реализовано больше Tiguan, чем исходно планировали, по Polo также показали замечательные продажи, хотя выход на рынок пришелся как раз на пандемию. В итоге мы получили очень низкий уровень стока. Это же касается импортных продуктов, например Touareg. По Skoda несколько другая ситуация: доступность была чуть лучше, Rapid имел фантастический старт продаж, мы представили новую Octavia и наконец смогли увеличить доступность Karoq.

На первую половину года мы в целом запланировали чуть меньшую долю рынка для Volkswagen, и мы ожидаем сильный рост продаж во второй половине 2021 года. В августе выйдет новый Taos, который уже получил очень позитивные первые отзывы.

— Специнвестконтракт (СПИК) Volkswagen — самый крупный в отрасли, если не считать альянса Renault-Nissan (куда входит АвтоВАЗ). Уже после его подписания правительство изменило правила игры и ввело дифференциацию компенсаций утильсбора. Вы уверены, что ваш СПИК все еще привлекателен?

— Мы подписали СПИК в июне 2019 года. И с тех пор мы постоянно и очень конструктивно обсуждаем с правительством все вопросы, в том числе эффективность промышленной политики и будущее автопрома. В зависимости от точки зрения ситуация может выглядеть по-разному.

— Каковые принципиально важные для вас позиции?

— Для нас самое главное, чтобы бизнес оставался стабильным в долгосрочной перспективе. Мы постоянно ищем решения и всегда говорим правительству о том, что беспокоит. Например, мы начали локализацию еще в 2009 году и считаем, что локализованное еще с тех времен должно быть учтено в новой политике, надлежащим образом принято во внимание. То есть, если вы новый игрок, который не проводил локализацию исторически, это не должно давать преимуществ.

Кроме того, есть компоненты, которые уже локализованы, например элементы интерьера, но сильно недооценены в постановлении 719. Я считаю, они должны получать необходимое количество баллов. Также есть компоненты, которые пока не учтены в постановлении, например стекла или элементы изоляции, жгуты проводов. И еще одно из наших предложений: чтобы за обязательства, которые мы взяли на себя, баллы начислялись сразу. Например, мы обязались локализовать второй двигатель и хотели бы получать баллы уже сейчас, а не когда он начнет продаваться на рынке.

У нас более 65 локальных поставщиков в стране, которые выпускают более 5,5 тыс. различных компонентов, и эту работу необходимо продолжать. Также нужно привлекать поставщиков не только первого, но и второго и третьего уровней, это непростая задача. Плюс необходимо повышать уровень локальных поставщиков, и все это мы намерены выполнить.

— Сейчас сформирован первый проект изменений 719-го постановления, но, насколько я знаю, даже не обсуждается начисление баллов до начала выпуска компонента по СПИК. Вы видите шансы, что это будет учтено?

— Как человек, работающий в продажах, я скажу, что мы должны попробовать и продолжим прилагать усилия в этом направлении. Хотя вы правы, пока наши предложения не были одобрены правительством, но мы продолжаем вести диалог о тех вещах, которые мы считаем важными.

— Не стоит ли попытаться вернуться к идее о том, чтобы выделить определенную категорию моделей бизнес-сегмента, для которой требования по локализации были бы не столь жесткими?

— Можно разделить рынок на несколько сегментов, но лично я считаю, что автомобильная политика должна быть как можно более простой. Я не говорю, что пример, который привожу, единственно правильный, но в определенных условиях он очень неплохо работает. Если взять ЮАР, там вся политика в отношении автопрома была сконцентрирована на развитии экспорта. То есть было небольшое количество премиум-производителей, которые продавали маленькие объемы внутри страны, а большая часть уходила на экспорт в США или в Европу. Например, большая часть производства Volkswagen Polo шла на экспорт. Правительство должно обеспечить такую простоту политики и, что крайне важно для нас, одинаковые условия для всех.

— Но рецепт с экспортом, очевидно, неприменим к России.

— Конечно, Россию нельзя сравнивать с ЮАР. Для того чтобы экспорт был успешным, нужно большое количество соглашений о свободной торговле. ЮАР в этом отношении уникальная страна, так как может осуществлять экспорт без пошлин в Великобританию, ЕС, США. А когда производителю необходимо уплачивать пошлины, конечно, это ставит под вопрос весь бизнес-кейс.

Российское правительство тоже нацелено на экспорт, в том числе и для того, чтобы снизить зависимость от колебаний курса валют. Я считаю, что Volkswagen необходимо увеличить свои продажи в другие страны, в частности в СНГ — Узбекистан, Таджикистан. Также возьмем экспорт компонентов, например наши двигатели объемом 1,6 л, насколько я знаю,— это единственный двигатель, который используется и для локальных продуктов, и для экспорта в другие страны, например в Мексику и Испанию. Нам нужно больше таких примеров, поэтому мы сейчас рассматриваем потенциал экспорта компонентов второго-третьего уровней, это важно со стратегической точки зрения.

— Вы упомянули необходимость стабильной промышленной политики, но, наверное, заметили даже по истории со СПИК и промсубсидиями, что в России такой стабильности нет. Насколько автомобильный бизнес с его долгосрочным планированием жизнеспособен в таких условиях?

— Я думаю, те времена, когда все было стабильно и неизменно целыми десятилетиями, канули в лету.

И это неотъемлемая часть нашего бизнеса — трансформация, которая происходит везде: переход на виды топлива без углеродных выбросов, различные модели подписки на автомобили, цифровизация... И во всем мире правительства должны это учитывать.

Вы правы, действительно, произошло большое количество перемен, с ними не так-то легко справляться. Очень важно найти баланс, и мы просим, чтобы была прозрачная политика с едиными правилами для всех и чтобы нам было предоставлено достаточно времени для того, чтобы мы могли адаптироваться.

Естественно, такие краткосрочные изменения нам не идут на пользу, поскольку циклы планирования в нашей отрасли длятся от четырех до восьми лет. Изменения происходят, но мы не плачем. Мы будем на них реагировать и вести конструктивный диалог с Минпромторгом, чтобы обеспечить устойчивость нашего бизнеса.

— Когда шла дискуссия о правилах игры в 2019 году, некоторые игроки, насколько мне известно, рассуждали так: пусть нам будет плохо, зато конкуренту будет еще хуже. Вы согласны с таким подходом?

— Знаете, когда я работал в ЮАР, там была шутка: если едешь с кем-то на сафари и вам навстречу выходит лев, самое главное — бежать быстрее своего компаньона.

Действительно, надо быть более подготовленными, чем конкуренты, добиваться того, чтобы на тебе последствия сказались меньше, чем на других. Но, поскольку я не был здесь тогда, ничего не могу сказать, в каком контексте все это говорилось. Я могу подтвердить только, что мы должны быть более подготовленными, чем другие.

— Сохраняются ли у вас планы в рамках СПИК по выпуску двигателя 1,4 л?

— Двигатель 1,4 л предусмотрен условиями нашего соглашения, и мы сейчас усердно работаем над этим. Совсем недавно мы назвали инвестиции в проект и сроки его реализации. Сейчас у нас есть двигатель объемом 1,6 л, он локализован, например КамАЗ является одним из наших поставщиков.

— Рассматриваете ли вы возможность отдать на сторону механическую обработку двигателя? Например, «Соллерс Форд» готов предложить такие услуги на своем заводе в Елабуге.

— Мой опыт взаимодействия с правительством показывает, что оно пытается побудить производителей создавать эффект масштаба в отрасли, то есть объединять усилия для совместных разработок, например двигателей и коробок передач, каких-то блоков управления. Я считаю, что это хорошая стратегия. Мы обсуждали ее с нашей штаб-квартирой и пришли к выводу, что были бы готовы к подобному развитию событий.

Например, если мы локализуем двигатель 1,4 л, то почему не предложить его какому-то другому производителю автомобилей? Или если кто-то не производит коробку передач, то почему бы им ее не купить у производителя. Перед нами стоит общая задача углубления локализации, и объединение усилий помогло бы нам увеличить объем производимых компонентов, что пошло бы на пользу и отрасли в целом, и клиентам.

— Я правильно понимаю, что потенциально вы готовы рассмотреть не локализацию коробок передач, которая записана, а, например, их покупку у Hyundai, если там локализуются быстрее?

— Объем российского рынка не позволит двум или трем производителям локализовать автоматическую коробку передач.

Такой производитель, возможно, может быть только один, и если вся промышленность его одобрит, то мы будем готовы рассмотреть это, обсудить и приобретать такие коробки передач. На других рынках эта ситуация уже стала нормальной, то есть никакая не революция.

— С одной стороны, у вас есть обязательства по СПИК, а с другой — есть приоритеты Volkswagen на глобальном рынке. Вам не кажется странным, что через семь лет у вас в России запланирован запуск завода коробок передач, а на глобальном рынке к этому моменту Volkswagen хочет стать крупнейшим производителем электромобилей?

— Думаю, мир будет развиваться в двух параллельных направлениях с разными скоростями. Есть три региона, где электромобильность развивается ускоренными темпами,— ЕС, США и Китай. Будут и рынки, для которых двигатель внутреннего сгорания по-прежнему будет играть очень важную роль в ближайшее десятилетие, это и Южная Америка в том числе. Для того чтобы обслуживать такие рынки, нам необходимо по-прежнему развивать технологии двигателя внутреннего сгорания.

— Как вы видите перспективы электромобилей в России?

— Если говорить о России, об этой гигантской стране, то я с трудом могу представить, что в ближайшие десять лет электромобильность будет здесь играть ключевую роль. С моей точки зрения, это решение в качестве первого шага идеально для Петербурга, Москвы или юга России, есть регионы, где электромобили очень хорошо бы подошли при поддержке правительства.

То, что господин Путин говорил на климатическом саммите, и инициатива Минэкономики по развитию зарядной инфраструктуры — это очень хороший старт для дальнейшего исследования перспектив в этом направлении. Концерн мог бы предложить помощь здесь, у нас очень хорошие наработки, потому что это одно из ключевых направлений для нас.

В 2020 году, если убрать игрока, который на рынке не представлен, но его электромобили завозят, марки Audi и Porsche совместно занимают 40% российского рынка новых электромобилей. Конечно, в штуках цифры маленькие, но это хорошее начало.

— В проекте концепции развития электрического транспорта Минэкономики упор делается на инфраструктуру, на втором месте — локализация. При этом не вполне понятно, в чем преимущества для потребителя. Как вы это видите?

— Я пока что не видел подробностей в отношении планов правительства по развитию электромобилей, только первую версию. Но это уже очень хороший шаг, потому что я впервые вообще увидел, что электромобиль хоть как-то упомянут. Понятно, что нельзя что-то локализовать, если нет спроса. В целом причины, которые удерживают клиентов от покупки электромобилей, известны, и они одинаковы по всему миру: запас хода, стоимость и наличие зарядной инфраструктуры.

— Ситуация с мировым дефицитом полупроводников, о которой упоминал ваш глобальный офис, сказалась на производстве в России? Некоторые концерны рассказывали, как искали в РФ компоненты в обход своих поставщиков.

— Пока мы справляемся с ситуацией, но в целом она достаточно сложная и улучшится только к третьему-четвертому кварталам. Конечно, это скажется на нашем производстве: все, что можно как-то перевести на локальные закупки, мы переведем. Но это общемировая проблема.

— Сейчас вы собираете часть моделей на производственной площадке ГАЗа в Нижнем Новгороде. Санкции против группы ГАЗ как-то ограничивают вас в том, чтобы ставить на этот конвейер новые модели?

— У нас долгосрочные планы по Нижнему Новгороду. Сейчас там будет производиться наша новая модель Volkswagen Taos. Несмотря на сложности, мы придерживаемся сотрудничества с ГАЗом и хотим выводить новые модели: для примера, в этом году производство в Нижнем Новгороде составит 85 тыс. автомобилей, в следующем — более 115 тыс. штук. Это очень хорошие цифры. Это важная часть нашей производственной программы в России, и надеемся, что политическая ситуация улучшится, поскольку это, конечно же, очень помогло бы.

— Вы работаете в России уже полгода. Насколько сильно она отличается от других знакомых вам рынков?

— Россия другая, это правда. Я раньше работал во многих регионах и странах, например на Ближнем Востоке, в Западной Европе, Южной Америке, ЮАР и Африке южнее Сахары, и, конечно, Россия абсолютно уникальна.

Но есть и какие-то похожие вещи, например зависимость от колебания курса валюты. В 2020 году, например, рубль обесценился на 20%, что очень сильно сказалось на автомобильной отрасли: цены на машины постоянно росли, что, конечно, является вызовом для внутреннего рынка. Хотя для экспорта это (ослабление рубля.— “Ъ”) хорошо. Я лично привык к такой изменчивости, в Латинской Америке были похожие условия. Для нас всегда самое главное — сохранить привлекательные и конкурентоспособные цены на наши автомобили, и локализация играет ключевую роль. Однако нужна глубокая локализация, в том числе и поставщиков второго-третьего уровней.

Если говорить в целом о России, то в посткоронавирусный период рынок очень хорошо отреагировал и даже во время пандемии сократился всего на 9%, а, например, на некоторых рынках Латинской Америки падение могло достигать 40%. Страна замечательная, как я говорю своим коллегам, я люблю Россию.

Интервью взяла Ольга Никитина