Однако же потерь избежать не удалось. Варя стала терзать бабушку проклятыми вопросами:
— Бабушка, а кто эти носатые люди, которых показывают по телевизору?
— Евреи? — догадалась бабушка.
— Они очень смешные, глупые и у них огромный рот,— продолжала уточнять девочка.
— Тогда не евреи.
После долгого разбирательства выяснилось, что смешные носатые люди с огромным ртом, которые вытеснили на время из Вариных фантазий даже червей, змей и насекомых,— это куклы.
Варя пыталась возражать в том смысле, что куклы такие гладкие, сладкие, аккуратные и оттого противные. Но постепенно нам удалось объяснить девочке, что куклы бывают и смешными, и симпатичными, как люди, и что живут куклы в кукольном театре.
— Возьми меня туда,— велела мне девочка.
И я обещал девочке повести ее в кукольный театр, и рассчитывал на благодарность в ответ на мое обещание. Благодарности ждать пришлось недолго. Накануне похода в театр я сидел дома и читал книжку. В комнату ко мне вошла Варя с чайной ложечкой в руках. Варя шла осторожно, чтоб не рассыпать содержимое ложечки, и говорила умильным голосом.
— Папочка, я так тебя люблю за то, что ты возьмешь меня в кукольный театр. И вот я принесла тебе в ложечке сахарок, чтоб тебе было сладко. Открой ротик, я угощу тебя сахарком.
— Спасибо Варенька, но я не ем сахар, особенно просто так вот из ложки.
— Папочка, я так старалась, мама не хотела давать мне сахарок для тебя, но я стащила для тебя сахарок, чтоб тебе было сладко. Открой, пожалуйста, ротик.
Отцовское сердце растаяло, я раскрыл рот, Варя сунула мне в рот чайную ложку и, как только я проглотил содержимое ложки, захлопала в ладоши и понеслась скакать кругами по комнате с гиканьем:
— Это соль! Получилось! Это соль! Солено тебе?
На следующий день утром Варю одели в белую блузку, длинную юбку, белые гольфы и новые сандалии. Девочка покрутилась перед зеркалом и сказала, что она красавица.
Мы подъехали к театру, располагавшемуся в глубине Таганского парка, и, чинно взявшись за руки, пошли по аллеям. Я чувствовал себя вполне таким счастливым отцом семейства, небезосновательно гордящимся красотою и воспитанностью детей. Вася учил Варю жевать жвачку, двадцать раз повторяя: — Ты поняла, Варик, жевать можно, а глотать нельзя.
— Зачем тогда жевать? — резонерствовала Варя, а я еще больше от этого гордился воспитанностью детей.
Накануне прошел дождь. На аллеях были лужи. Мы совсем почти уж подошли ко входу в театр, как вдруг Варя вырвала руку, бросилась в самую глубокую лужу, презирая чистоту белых гольфов и новизну сандалий, запустила в лужу руку по самое запястье, презирая чистоту белых манжет, и торжественно извлекла из лужи огромного дождевого червяка.
— Варя брось, что ты делаешь!
— Это же червячок! Он же задохнется в луже! Его же надо отнести на травку, чтоб он пошел домой.
С этими словами девочка бережно отнесла червяка на газон, взяла маму за руку своею черной от грязи рукой и продолжила разговор про жвачку с Васей.
Спектакль был про доброго дровосека, злого волшебника и прекрасную фею. Варя не сильно интересовалась сюжетом и в отличие от других детей не подсказывала персонажам правильных решений, предпочитая просто смотреть, как персонажи выкрутятся из волшебных своих злоключений. Оживилась Варя, только когда на сцене появились довольно противные кукольные крысы с голыми хвостами.
— Красивые,— констатировала Варя,— особенно хвосты.
Под конец спектакля девочка явно удовлетворила свой интерес к смешным носатым людям, живущим в театре и двигающимся так, будто они двигаются сами. Жена моя пыталась в конце спектакля научить Варю аплодировать, но Варя сказала:
— Пойдем лучше спасем еще одного червяка.
Пошла и спасла.
Надо сказать, правда, что вечером дома Варя заставила каждого члена семью по нескольку раз пересказать ей увиденную в театре сказку. Варя слушала про дровосека, волшебника и фею и неизменно спрашивала в конце:
— А про червяка ты почему не рассказываешь?