На сцене Театра имени Моссовета в рамках Чеховского фестиваля аргентинская Компания Хермана Корнехо выступила с двухчастным шоу «Танго после заката». Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лебедев / купить фото
Чеховский фестиваль традиционно привечает национальную экзотику. Но не почвенную, этнографическую, а, так сказать, устремленную в будущее, обогащенную передовыми технологиями, прогрессивными идеями или сопредельными видами искусств. Это соответствует мировым тенденциям: почти каждый знаток национальных традиций убежден в том, что должен их развивать и обогащать. «Танго после заката» — очередной пример такого стремления и такой практики.
Создатель, хореограф и главный танцовщик труппы Херман Корнехо, «король танго» (его титул давно стал журналистским клише),— отменный профессионал, чемпион мира по танго, многократный победитель национальных конкурсов. Однако еще в 15 лет, овладев премудростями традиционного аргентинского танца, он занялся изучением классики, джаза, рок-н-ролла, акробатики. И, став хореографом, принялся внедрять изученное в свои постановки, искренне полагая, что такой коктейль и выведет танго из национального гетто на мировой простор и прямиком в XXI век.
Внешне его «Танго перед закатом» выглядит традиционным, даже старомодным — этакий голливудский шик 1950-х. Свет интимный — приглушенный, дымчатый, менявший оттенки, с лучами, выхватывавшими из сумрака солистов. В глубине сцены на ступеньках — нарядный оркестр, даже Пьяццоллу игравший с вкрадчивой томностью. Атмосферу сладкой жизни поддерживали певцы — Хесус Идальго с голосом скромным, но ласкающим и рослая огнедышащая Антонела Сирилья, чей мощный голос соперничал с ее темпераментом. Стразами, серебром, золотом блистали костюмы женщин, скроенные с такой невероятной ловкостью, что даже в макси танцовщицы могли позволить себе все что угодно — платья, разрезанные сзади до копчика или по бокам чуть не до талии, им не мешали. Кавалеры были одеты с классической строгостью — черные широкие брюки, белые рубашки, пиджаки, жилеты. Впрочем, описание одежд следует прервать: туалеты артисты меняли на каждом танце, а их в программе было 26.
В своем шоу Херман Корнехо не пытался рассказать историю танго, вытащить его на территорию современного искусства или раскрыть психологические тайны самого эротичного из всех видов танца. Похоже, он просто старался «сделать красиво», предоставив публике ожидаемые страсти, без которых танго не танго, в роскошной упаковке. Любовь-ревность-разлуку-вожделение его танцовщики разыгрывали с пафосом мыльной оперы, и только бесхитростная наивность актерской игры удерживала от подозрений, что это самоирония. Жанровую однородность зрелища компенсировало разнообразие композиций. Кроме дуэтов, составлявших добрую половину программы, были и трио, и квартеты (в том числе мужской — самый аутентичный), и массовые сцены с прихотливо меняющимся рисунком и правом каждой пары на свои сольные 20 секунд. Мужчины, все с бородками и зачесанными назад набриолиненными волосами, отличались темпераментом и статью, женщины — сексапильностью и фигурами на любой вкус.
От телосложения зависела специализация артисток. Высокой длинноногой красотке доверили «классику» — ее танго было оснащено пируэтами, обводками, верхними поддержками, а по количеству арабесков соперничало с партией Одетты. Коренастая невысокая крепышка отвечала за прививку акробатики: ее вертушкам через спину, усложненным круговыми «ножницами», ее двойным горизонтальным подкруткам, переворотам через голову и через спину позавидовали бы и спортивные рок-н-ролльщики. Прима Хисела Галеасси, в танго техничная и стильная, попутно сражала растяжками. Она запросто отгибала левой рукой правую ногу на 270 градусов и в горе (разлучаясь с любимым), и в радости (в шутливом номере с пятью обожателями), и на земле (оттянутая партнером за руку), и в небесах (в верхней поддержке, удерживаемая кавалером за ногу). Впрочем, все пять танцовщиц были готовы на любые подвиги — хореограф Корнехо снабжал трюками и массовые танцы. Причем так щедро, что не нашлось ни одного номера, где старое доброе танго не прерывалось каждые две минуты очередным чужеродным кунштюком. Так что все исконные прелести танго — стремительные очо, сладострастные ронды, хлесткие ганчо, молниеносные корриды (отменно, кстати, исполненные отличными танцовщиками во главе с харизматичным руководителем труппы) — удавалось рассмотреть лишь урывками.
Впрочем, такое танго хорошо продается: труппа с триумфом объехала множество стран. Но хочется верить, что этот живучий танцевальный монстр с внедренными Франкенштейном-Корнехо в его прекрасное тело элементами рок-н-ролла, балета, акробатики — не образ будущего танго. Иначе останется только решительно подписаться под словами Борхеса, написавшего еще полвека назад: «Я не люблю сегодняшнее танго. Я люблю прежнее танго. Когда его еще играли в борделях, а не в академиях».